Государевы конюхи - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 275

— Сами бы мы хотели знать, где третий, — отвечал Богдаш. — А джериды знатные. Я в стенку метал, лист березовый приколол. За десять шагов весь лист изодрал.

Тут он приврал — метал лишь один, по дороге из Казани в Москву. И не сразу лист изодрал — сперва-то джерид мимо меты летывал…

— Был бы третий, цены бы им не было. Я-то могу еще один подобрать, собрать джид, а все не то, все не то… А у других купцов и вовсе джидов не сыскать. Не видят они проку в таком товаре. Да и я уж не рад, что привез. За этот год вы, молодцы, первые, кто про джид спрашивает.

Молодой белобрысый сиделец, вышедший из лавки зазывать покупателей, услышал эти слова, обернулся, да промолчал.

— А покажи, какой у тебя еще есть, — попросил Богдаш.

Купец опять ушел в темный чуланчик, вынес джид чуть поболее — в полторы четверти длиной, в четверть шириной, показал, как пристегивать к поясу. Богдаш попробовал — маленькие рукояти джеридов хорошо ложились в руку, легко выскакивали из гнезд.

— А еще?

— Есть недорогой джид, черена костяные, рыбий зуб, резьба простая. Здешней работы.

— Показывай.

Когда купец вынул из короба и этот джид, Данила ухватился за него первым. Бирюза на рукоятях — роскошь, на тот настоящий персидский джид только облизнуться, а этот по карману!

— Еще! — потребовал он, желая сравнивать и выбирать.

— Совсем дешевый есть.

— Выкладывай!

— Гляди, Данила, — остерег Тимофей, — польстишься на дешевизну, купишь собачье лайно.

— Ты не на черен, на клинок смотри, — велел Семейка. — А лучше мне покажи.

И точно — когда купец выложил совсем дешевый джид, Семейка только поморщился.

— Мы за каменьями не гонимся и рыбий зуб нам ни к чему, — сказал он. — А нет ли у тебя булата? Черен-то насадить нетрудно, хоть костяной, хоть деревянный.

— Погоди… Алешка!

Сиделец шагнул в лавку.

— Достань-ка короб, где огрызки и оглодки.

Сиделец проскользнул мимо Богдана в глубину лавки, нагнулся и стал выволакивать из-под скамьи тяжелый короб. Дотащив его до конюхов, откинул крышку. Данила, понятное дело, заглянул первым.

— Копайтесь сами! — сказал Ермак Савельевич. — Тут и черены, и клинки, и кольчужное плетенье, и от пистолей замки, ищите, что требуется! Может, что иное подберете. Гляжу, вы люди служилые…

Семейка и Тимофей разом нависли над коробом.

— Ну, их теперь за уши не оттащишь, — усмехнулся неуемный Богдаш. — Все деньги, купец, у тебя оставят. Тимоша, а Тимоша! Глядишь, и ослиная челюсть сыщется!

Тимофей даже не обернулся.

В коробе было немало дряни, которую только в канаву выбросить. Семейка осторожно вытаскивал клинок за клинком, одни откладывал, как заведомо негодные, другие протягивал Тимофею. Данила опустился на колени возле короба.

— Копейный наконечник? — удивился Тимофей. — На что он тебе? Кому надобно — пойдет к кузнецу, тот сразу и на ратовище насадит. Да еще и с короткими пожилинами.

— В полках нового строя, в копейных ротах, пики есть, да там пожилины — в пять пядей, — Семейка показал руками расстояние немногим более аршина. — Когда от наконечника такие железные полосы по ратовищу пущены, его уже ни конный, ни пеший не перерубит.

— А шайтан его знает, как это сюда угодило, — отвечал Ермак Савельевич. — Давно, поди, валяется. Пять пядей, говоришь, не многовато ли? Это что же за пика такая?

— Я видал те пики, они в полторы сажени, — вместо Семейки ответил Богдаш. — И что полосы длиннее, то копейщику надежнее. А на тупом конце тоже можно копьецо насадить, для равновесия, не то с длинным ратовищем управиться мудрено.

Даниле безумно нравились эти мужские разговоры. Подружившись с конюхами, он сперва не принимал жизни, в которой слишком многое зависело от вещей, но потом вдруг полюбил ее. Не то чтобы он возлагал особые надежды на пестрые казанские сапоги, нет — записным щеголем он не стал, хотя на свой лад, пожалуй, да — ему нравились те вещицы, которые входили в собственность любого взрослого мужчины, и он, покупая стальное кресало к кремню, был придирчив, как молодица, выбирающая серьги и ожерелья. Пожелав иметь засапожник, он трижды ходил смотреть товар в Саадачный ряд — и то не сразу отыскал достойный себя клинок, а с шелковой кистью для него вообще отличился — через Семейку, его сестру и еще каких-то баб заполучил кисть, нарочно изготовленную из алого шелка в государыниной Светлице, густую, с тонкой работы оплеткой на головке. Сейчас эта кисть свисала на голенище желтых сапог и немало радовала душу.

Он еще не мог на равных толковать о достоинствах лезвий и клинков, но слушал жадно — он учился быть взрослым многознающим мужиком. Ему страшно хотелось перенять повадку Тимофея, который, казалось, помнил наизусть каждое оружие, попадавшееся ему в жизни, и говорил весомо, чуть высокомерно, словно бы удивляясь тому, что есть люди малознающие.

Вот и сейчас — он вытащил из короба широкий наконечник рогатины и сказал, что с такой не на медведя ходить, а обоз охранять. Как, по каким приметам понял — Данила не знал, но попытался запечатлеть в памяти обоюдоострый тяжелый наконечник-рожон длиной в пол-аршина, шириной с мужскую ладонь. Семейка добавил — есть-де охотничьи рогатины, у которых крестовина не к ратовищу приделана, а крепится к рожну шнурами. Богдаш, бывавший на государевой охоте и видавший, как выходят на разъяренного медведя, показал пальцами расстояние от рожна до крестовины — вершка два, не более. Тимофей добавил, что крестовину можно при нужде и сыромятными ремешками примотать. И удержит зверя, который, даже напоровшись на рожон, тянется когтистыми лапами к охотнику.

Потом из короба вытащили лезвие бердыша, о котором зашел спор — Ермак Савельевич утверждал, что такие бердыши, у которых наверху лезвие сведено в одно острие, теперь все еще в ходу — сам, бывши в Астрахани, у стрельцов видал. Конюхи хором возражали — настоящий стрелецкий бердыш разделяется поверху на два острия, что очень удобно при мушкетной стрельбе: поставил бердыш, положил дуло в развилку и половину тяжести с себя снял, опять же — целиться сподручно. Отыскалось сразу и маленькое копейце — его и Данила опознал, насаживается на бердышное ратовище внизу, чтобы при стрельбе втыкалось для устойчивости в землю.

— Твой бердыш еще при царе Иване отковали, — сказал Тимофей. — Великоват, теперь таких не куют, а куют по образцам. Глянь-ка…

Он потер пальцем потемневший металл, с неудовольствием поглядел на грязный палец.

— Тряпицы не найдется? — спросил Семейка.

Тряпица нашлась; Тимофей сам, поплевывая на бердыш, очистил пятачок, и стал виден узор, да не простой — голова единорога и какое-то изогнутое тело, испещренное точками.

— А ведь это посольский бердыш, свет, — опознал диковину Семейка. — Когда к государю послы приезжают, стрельцам, что наряжены посольство встречать, такие выдают — с узорами, с травами. Ты его, свет, не из Астрахани привез, а у кого-то в Москве купил.