Джоконда улыбается ворам - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 6

Гений Леонардо да Винчи сумел преодолеть запредельное: проник туда, куда доступ простым смертным был запрещен, пересек границу непостижимого и остался навсегда в современности со своими творениями. При этом великий тосканец поднял планку мирового художественного творчества на такую высоту, что просто уничтожил своим гением многие поколения художников, пришедших после него, но так и не сумевших своим дарованием дотянуться даже до его пояса.

В бесшабашную юность из-за этой картины Луи Дюбретон хотел переехать в Париж, втайне рассчитывая заполучить от Леонардо да Винчи хотя бы искорку его гениальности.

Направляясь в Лувр к картине «Мона Лиза», Луи Дюбретон одевался во все самое лучшее из уважения как к величайшему творению, так и к его гениальному создателю. Всякий раз, когда он пребывал перед картиной, тщательно копируя ее, он испытывал значительное волнение, неизменно его вдохновлявшее. Так должно быть и на этот раз…

Луи почувствовал, как при подходе к «Квадратному салону», где долгие годы висела «Мона Лиза», учащенно забилось сердце. Слегка умерив шаг, Луи Дюбретон даже принялся считать шаги. Эту дорогу он помнил наизусть и мог бы дойти до картины даже с закрытыми глазами.

А вот и «Квадратный салон»… Луи Дюбретон уверенно пересек зал и в недоумении остановился подле того места, где должна была висеть «Мона Лиза». Вместо картины было всего-то четыре металлических колышка, на которых некогда висела «Мона Лиза».

– Проклятье! – невольно чертыхнулся копиист.

Служащие сняли картину, даже не предупредив. А ведь он проснулся в самую рань специально только для того, чтобы рисовать «Джоконду» в одиночестве; чтобы не слышать едких замечаний посетителей о том, что копия значительно уступает оригиналу. Порой они назойливы и возникает желание поломать кисточки о головы критиков.

Луи Дюбретон испытал неподдельное разочарование. Встреча с прекрасным откладывалась на неопределенное время.

– Послушайте, – обратился художник к смотрительнице, худой, преклонного возраста женщине, сидящей на стуле в углу зала. – Вы не могли бы мне подсказать, куда подевалась «Мона Лиза»?

Подслеповато глянув на подошедшего художника, она произнесла:

– Что, простите?

Луи Дюбретон невольно закатил глаза: старушка не только подслеповатая, но еще и глухая – и этому чудовищу доверяют оберегать величайшую картину мира. Будь он служителем музея, так не отошел бы от шедевра ни на шаг.

– Мадам, я хотел у вас поинтересоваться, где картина «Мона Лиза»? – указал художник рукой на свободное место между двумя картинами.

Пробудившись от грез, старуха с удивлением воззрилась на четыре колышка, на которых прежде висела картина. Поднявшись со стула, она подошла к стене, как если бы хотела убедиться, что это вовсе не обман зрения, не фокусы иллюзионистов, не игра воображения. Однако картина не материализовалась. Ее просто не было!

– Странно, – удивленно проговорила смотрительница. – Куда же она подевалась?

Губы Луи Дюбретона невольно скривились в ядовитую насмешку: смотрительница говорила так, будто разговор шел не о великой картине, а о франке, закатившемся под диван.

– Именно это я и хотел у вас выяснить.

– Но ведь «Мона Лиза» все время висела на этом самом месте, – продолжала удивляться старуха, показывая на торчавшие из стены колышки.

– Я полностью с вами согласен. А может, ее украли? – смело предположил художник.

И вдруг неожиданно для самого себя разволновался от высказанного предположения. Галстук вдруг сделался невыносимо тесным, и он рывком ослабил узел.

Старушка рассмеялась мелким неприятным смешком.

– Занятная шутка! Вы это всерьез?

– Я вовсе не шучу, мадам, – голос художника окреп. – Это вполне могло произойти.

– Это каким же образом, молодой человек? – сурово спросила старушка, посмотрев на Луи Дюбретона поверх очков.

– Самым обыкновенным. Любой из посетителей мог снять ее со стены, затем сунуть в мешок и вынести из здания.

– Здесь есть смотрители, хранители, – боевито уперла она руки в бока. – Охрана, наконец! И вы думаете, они позволят вынести?

В старушке понемногу просыпался демон. Не самая подходящая минута, чтобы вступать с ней в перепалку, но Луи Дюбретона было уже не остановить.

– Извините, мадам, но какой от вас может быть толк, если вы сидите в своем углу и не видите дальше своего носа?

– А вы нахал, молодой человек! – взвизгнула старуха. – Сегодня же я обращусь к господину директору, чтобы он распорядился не пускать вас больше в музей!

Продолжать разговор дальше не имело смысла. Подхватив под мышку папку, художник вышел из «Квадратного салона» и быстрым шагом направился в служебное помещение, где размещался кабинет начальника охраны.

Служебные помещения Лувра как бы существовали отдельно от музея. Не уступавшие ему по площади, они представляли собой изолированный мир, совершенно незнакомый посетителю, со сложной системой переходов, длинных извилистых коридоров и потайных дверей. Возможно, что он был не столь торжественным и помпезным, как представительская, центральная, часть музея, – с залами, заполненными впечатляющими картинами, гравюрами и статуями великих мастеров прошлых исторических эпох, – но не менее интересная. В служебных помещениях музея существовала своя жизнь, которая не была видна посетителям музея, здесь пребывала административная служба, охрана, реставраторы и все те, кому вменялось следить за блеском фасада музея. Впечатляли многочисленные узкие коридоры, зачастую лишенные лоска, собственно, они были точно такими же, какими существовали сотни лет, невольно погружая в атмосферу средневековой Франции, и по которым можно было кратчайшим путем пройти из одного корпуса до другого. Узкие коридоры как будто были нужны для того, чтобы перемещаться по временным эпохам.

Потянув на себя служебную дверь, Луи Дюбретон оказался во времени Ренессанса. На овальном потолке, затертом толстым слоем штукатурки, просматривались фрагменты фрески «Тайная вечеря», нарисованной неизвестным мастером эпохи Возрождения. Лица были изображены настолько искусно, отражая противоречивые эмоции памятного вечера, что их можно было принять за живые. А вот одежды апостолов лишь неряшливо собраны в складки, как если бы их расписывали подмастерья. Кто знает, может быть, так оно и было в действительности.

Луи Дюбретон прошел по небольшому холодному коридору и остановился перед высокой деревянной дверью со старинной медной ручкой. Прежде в этом крыле проживали фрейлины королевы, и, дотронувшись до металлической поверхности, Луи Дюбретон невольно подумал о многих поколениях любовников, что тайком, со свечой в руках пробирались темными коридорами к своим возлюбленным. Сейчас в этой комнате находился кабинет начальника охраны, добродушного сорокапятилетнего здоровяка Пьера Мориса.

Коротко постучавшись, художник дождался снисходительного «войдите» и, приоткрыв нешироко дверь, прошел в комнату.