До границы недалеко. Еще чуток проехать по шоссейной дороге в Белоостров, и как раз наткнешься на Редиягульский пограничный пост. Место это отдаленное, но не такое уж и глухое, все-таки Заречная часть нашего городка. Одни горожане частенько заглядывают сюда покопаться в «Зимнике», то есть огородах сестрорецких обывателей, расположившихся по левую сторону дороги. Другие же обыватели пребывают здесь постоянно, покоясь на Еврейском и Православном кладбищах. Коляска, запряженная взмыленной лошадкой, вовремя свернула в лесок, что тянется вдоль дороги до самой Полозовой речки и дальше, за нее. Пробравшись по сухому проезду, двуколка выскочила из зарослей как раз на берег речки.
Катерина Ивановна натянула вожжи. Лошадь фыркала, но встала послушно. Невдалеке, за кустами, стоял мужчина в летнем пальто. Он не тронулся с места, чтобы подать даме руку и помочь сойти. Даже, как нарочно, заложил их за спину, наблюдая, как она, поддернув юбку, живо и ловко спрыгнула на траву.
Катерина Ивановна сняла шарф, прикрывавший лицо от дорожной пыли, стряхнула что-то невидимое с блузы, коснулась шляпки и, найдя себя в полном порядке, подошла.
– Вы приехали раньше, – сказала она, поглаживая хлыст. – Или я задержалась?
– Не беспокойтесь. Приятно видеть вас в полном блеске вашей красоты.
– Благодарю, Игнатий Парамонович, от вас такие слова дорогого стоят.
– Да-да, конечно, – сказал Порхов и притопнул что-то в траве.
Он замялся, не зная, как начать разговор. Дама не выражала желания помочь.
– Как вы себя чувствуете? То есть я хотел узнать, как ваше здоровье?
– Благодарю, не на что жаловаться, – ответила дама. – Мне еще рано думать о болезнях. Вы не находите?
– Беспокойства не одолевают?
– О чем мне беспокоиться? У меня хорошая, спокойная жизнь.
– Сны тревожные не мучают?
– Что вы, я сплю очень хорошо. Сейчас можно держать окно открытым, ночная прохлада – это чудесно.
– Выходит, совесть чиста.
– Кристально чиста, Игнатий Парамонович. Разве может быть иначе?
Она смотрела прямо и открыто, не отводя глаз. В таком лице трудно что-то понять. Как ни пытался Порхов уловить хоть какую-то тень эмоций, так и не смог. Ничего. Полированный мрамор. А что там за ним прячется – не узнаешь. Остается действовать напрямик. Игнатий Парамонович предпочитал поступать в жизни именно так: идти напролом.
– Я пригласил вас, Катерина Ивановна, чтобы поговорить о нашем деле.
Хлыст, быть может, случайно целившийся ему в лицо, покорно опустился вниз.
– Что ж, извольте, – ответила она.
– Я бы хотел получить веские гарантии, что наши договоренности в силе.
– Какие же еще гарантии мне предоставить?
– Например, что никогда даже малейшая крупица информации, даже намек не всплывут и не причинят мне и моему семейству вреда. Только в этом случае я готов был с вами иметь дело. И вы предоставили свое слово, что не отступитесь ни на один шаг.
– Готова подтвердить это прямо сейчас, – сказала Катерина Ивановна.
– И что все обстоятельства, и сам факт нашего уговора навсегда останутся в тайне, а еще лучше – исчезнут бесследно.
– Ничего иного не может быть.
– И непременная гарантия исполнения взятых вами обязательств?
– Целиком и полностью в силе.
Порхов посмотрел на речку. Небыстрая вода горела предвечерним золотом. Все заботы уносит, все печали и грусть. От такого вида в душе должен воцариться мир и покой. Но ничего подобного не случилось. Игнатий Парамонович сгорал от желания влепить прямиком один вопросик. Простой, но такой важный, что от него зависело не только его спокойствие, но жизнь семьи. И ведь как спросишь? Она и глазом не моргнет, как соврет. Уж больно умна. Не за что зацепиться. А по-другому из нее не вытянуть. Не просить же Матвея. Его в эти дела впутывать совсем нельзя. И так слишком много знает.
– Катерина Ивановна, ничего не желаете мне сообщить?
Порхов сам удивился, что спросил. Не то, конечно, но все же.
Красавица и бровью не повела.
– Что мне вам сообщить? Когда все будет сделано, вы первый узнаете.
– Срок?
– Как и договаривались. Осталось совсем немного.
– Значит, уже все у вас готово?
– Конечно. Зачем бы мне браться?
– Ну, прощайте, – сказал Порхов, поклонился и ушел в лесок. Вскоре его фигура растворилась в зелени.
– Надо торопиться, – произнесла Катерина Ивановна тихонько. Так, что и пролетающий комар бы не услышал. А если кто и прятался в кустах, прижавшись к самой траве, чтобы макушка была не заметна, так ведь и не разобрать ничего. Ветерок прошелестел, и только. Осталось только наблюдать, как барышня ловко управилась с коляской. Когда она исчезла из вида, тот, кто прятался, поднялся во весь рост и побежал вдоль дороги, придерживаясь стороны леса.
Предчувствия не обманули. Сестра раньше времени пришла с пляжа и, пряча глаза, попросила ее выслушать. Можно подумать, хотела извиниться, просить мира и покровительства. Но Стася уже знал, что тут дело в другом. Он сжался, готовясь принять неизбежное. Когда сестра сказала, что весь город только и говорит, что об убийстве Жаркова, Стася принял это со всем мужеством, на какое был способен в такой неудачный день. Он торопливо поблагодарил и стал собираться. Ушел в свою комнату, надел на сорочку пальто, тут же сбросил, нацепил какой-то пиджак и уже на крыльце обнаружил, что стоит в кальсонах и тапочках. Потом ноги не хотели попадать в брюки, или наоборот, он уже плохо помнил, ботинки лезли мимо ступней, шнурки не хотели завязываться и довели Стасю до исступления. Стася выскочил на улицу, горя желанием действий. Но, как быстро выяснилось, делать ему особенно нечего. Куда идти? Куда бежать? За что хвататься? – было решительно неясно. Чем больше Стася думал над своим положением, тем меньше понимал. Первым движением было бежать в полицию. Но что он там расскажет? Какие факты? Нет у него никаких фактов. Но тогда надо помочь родным Жаркова? Нет у него родных, одна домохозяйка. Или все-таки подумать о себе? Но он-то в чем виноват… Нет, теперь точно поволокут. Вот когда пригодится его план. Надо только выждать… Но Усольцев как хорош! Это же надо… А может, не дожидаться, пока за ним придут?
Редкие прохожие оборачивались, с ним здоровались. Стася ничего не замечал. Шевелил губами, пальцы его скручивались замком, взгляд был туманен. Наконец, он воскликнул «так вот же!» и припустил в сторону Выборгской улицы. Кажется, он намеревался явиться в участок и сделать заявление, что к этому случаю не имеет никакого касательства. Пусть на него не рассчитывают. Или что-то подобное. Стася не был уверен точно. Он все время придумывал новое и тут же забывал, что хотел. Шагая все быстрее, Стася яростно спорил с собой, говорил дельно и много, вот только не мог задержать в голове хоть одну из гениальных мыслей.