– Пока не могу.
– Как мило. И за это благодарю. А теперь, господин сыщик…
– Чиновник полиции для особых поручений…
– Тем хуже. Я скажу вам. Пусть узнаете первым. И тогда поймете. Могла я или… Нил ничего не знает. – Она запнулась и вдруг выпалила: – Я беременна!
Новость не ударила молнией. Даже из приличия Ванзаров не показал, что поражен, удивлен, взволнован и так далее. Стальной характер, одним словом. Только уточнил:
– Когда побывали у доктора?
– Зачем мне доктор, будто сама не знаю верных признаков.
– Они появились совсем недавно?
– Да, в последние дни…
– Или часы?
– Молодой человек, какая вам разница?
– Могу просить об одолжении?
– Пока на меня не надели кандалы… Что угодно…
– Подарите свою фотографию…
– Берите любую. – Ручка указала на ряд фотографических рамок.
Родион выбрал снимок на фоне бильярдного зала, странно знакомый. И, не поблагодарив, сказал:
– В ближайшие дни оставайтесь дома.
Липе показалось, что она ослышалась:
– Простите?
– Из квартиры носа не показывать. Запритесь. Никого не принимайте и никуда не ездите. Если назначены представления, скажите, что заболели. Предупредите портье, что вас ни для кого нет. Особенно для невинных девушек или старушек. И я предупрежу основательно. Не покидайте дом, даже если получите приглашение от господина Бородина. Потерпите домашний арест.
– Но ради чего?
– Ели не жалеете будущего ребенка, то хоть подумайте, как трудно глотать шпагу мертвой.
Родион изумительно вежливо поклонился, вышел и тщательно закрыл за собой дверь. Пришлось дождаться, пока в дверном замке нерешительно повернулся ключ.
8
Утомленному мозгу требовалась чашечка крепкого кофе. Вечно этот орган подводит. То ли дело стальное сердце – всегда на страже, непробиваемо для чувств и эмоций. Если не считать кое-каких женских глазок, которым… Но не будем их поминать.
Противоречия, догадки и странности сплелись клубком. Требовалось разобрать, разложить их отдельно, чтобы аккуратно сплести логические цепочки. Факты требовали себя обдумать и сопоставить. Участок – не лучшее место для логической гимнастики. И Родион решительно повернул на полном ходу. Однако далеко уйти не успел. Чья-то фигура ростом с маленькую гору заслонила проход. Чиновник полиции нахмурился, но тут же признал ошибку.
– Михаил Самсоныч, что с вами? – заботливо спросил он.
Действительно, старший городовой маленько переменился. Вернее – переоделся. Вместо суконного кафтана с портупеей и свистком громоздилось драповое пальто с пиджаком под ним, а на голове болтался котелок, по виду игрушечный. Редко кому так не шла цивильная одежда. Страдая от собственной несуразности, Семенов то и дело одергивал рукав, ерзал плечами и оправлял край обшлага. Зрелище выходило исключительно забавным. Но Родион не позволил и тени улыбки и даже попытался выдавить комплимент:
– Опять не узнал вас без формы. Вам идет, такой вид… внушительный.
«Элегантный» или «модный» было бы явным издевательством. Семенов, страдальчески вздохнув, успев передернуть грудью под пиджаком, грустно доложил:
– В форме нельзя. А так неприметно…
Заявление страдало безнадежным оптимизмом. Ничего более вызывающего, чем Семенов в гражданском, нельзя было придумать. Каждая пуговка и шовчик будто кричали: смотрите, люди добрые, то есть уголовнички, городовой переодетый, спасайся, кто может. Ванзаров не стал расстраивать хорошего человека.
– Там разный народ бывает. Не хочу подводить одного господина. Еще подумают, что он стал капорником. Ну, предателем то есть… Пойдемте, Родион Георгиевич, ждать не будут.
Покорно, не спрашивая, куда и зачем, Ванзаров отправился следом за нелепой громадой в пальто. Впрочем, на некотором отдалении.
Семенов шел быстрым шагом, не замечая, как оглядываются прохожие и прыскают барышни. Родиону стало по-настоящему обидно за приятеля: мужчина, можно сказать, долг выполняет, а этим обывателям – веселье. Нет, не понять им подвига полицейского.
Между тем миновали фасад Апраксина рынка и завернули в Чернышев переулок, на котором возлежит его левый бок. Стремительно одолели короткую улочку почти до Ломоносовского садика, так что уже показался величественный угол Министерства внутренних дел, как вдруг Семенов затормозил и свернул в подвальную лесенку. Скользя по каменным ступенькам вслед за городовым, Родион очутился в дешевом трактире, удивительно пустом для такого часа. Даже половые куда-то запропастились.
Густой нагар на стенах и потолке, объедки на полу и аромат сырых сапог вкупе с нестираным бельем надежно отваживали посетителей-чужаков. Спина Семенова возвышалась в дальнем углу помещения. Напротив виднелся субъект в поношенном пиджачке и драной фабричной фуражке. Соседний столик занял господин, углубившийся в газету. Приглашать гостя никто не спешил.
Подойдя к молчаливой парочке, Родион вежливо спросил:
– Здесь не занято? Вы позволите, господа?
Его смерили взглядом, прокисшим от наглости.
– Э, балдох
[7]
, ты кого обначить вздумал? – Субъект, поеденный оспой, метко плюнул около ботинка чиновника полиции. – Зачем кадета малахольного притер? Накрыть, что ли, фраера?
Перед носом молча вырос кулак городового. Недружелюбный господин немедля нарезал улыбку:
– Шутка, балдох, че ты в пузырек лезешь. Э, боровой, падай сюда. Не слаба, языком будешь…
Взяв ближний стул, Родион уселся во главе, дернул усами и с очаровательной улыбкой сказал:
– Дыхало придержи, желторот. Крестов не нюхал, а понтом берешь.
У Семенова медленно отвалилась челюсть: такого от чистенького юноши городовой никак не ожидал. Конопатому же меткое воровское слово проникло глубоко в душу. Растерянно моргнув, он состроил страшную гримасу:
– Ты кого желторотом назвал, кадет вшивый?
– Тебя, шлеппер лодяговый.
Спокойствие господина с роскошными усами, видимо, произвело магическое действие. Помощь Семенова не потребовалась. Пройдоха как-то скис, поник плечами и пробурчал под битый нос:
– Да знаешь, что я Сенька Обух, да я…
– Ты Сенька Обух? – Родион обидно усмехнулся. – Не Обух ты, а насыпуха дешевая. Мазура несчастная.
Субъект окончательно растерялся, открыл рот, но так и не нашелся, чем его занять.
– Косарь, отхливай, – послышался тихий властный голос.
Конопатый пропал, как не было, а на его месте оказался невысокий господин, читавший газетку по соседству. И хоть вид он имел обычный, невыразительный, костюмчик серенький, но сходство с фотографией Департамента полиции узнаваемое. Не зря Родион просиживал в картотеке допоздна. Цепко и въедливо изучив соперника, Сенька сказал: