— Нет… у меня кончился… только себе осталось… — пролепетал Иван. — Я… я… не виноват… Фаина сама пришла…
— Когда?! — еще громче крикнул Ванзаров.
— Се… се… сегодня… — еле выдавил любитель опия.
— Время!!! — прорычал Ванзаров.
— Минут пять до вас… пустите! — прохрипел перепуганный гуру.
— Куда пошла? Отвечать!
— Тут рядом, в аптеку Пеля… Слабая была, больная… я сказал, чтобы купила морфий…
Ванзаров швырнул Отца на подушки и бросился из комнаты.
6
Выскочив во двор, сыщик сразу увидел Джуранского. Он лишь махнул рукой удивленному помощнику. Вдвоем они побежали по улице к величественному пятиэтажному дому с башенкой, в котором размещалась аптека Пеля.
Джуранский еле поспевал за тучным начальником.
Родион Георгиевич задыхался, окружающее стало мутным и расплывчатым. Но арочные двери аптеки он ясно видел. Еще совсем чуть-чуть…
Ванзаров рванул массивную дверную ручку, в три прыжка оставил за собой мраморную лесенку, которая вела в бельэтаж, и влетел в огромный светлый зал аптеки. Он хотел крикнуть, но не справился с дыханием.
— Всем стоять! — рявкнул Джуранский и для верности выхватил наган.
Провизор в белом халате охнул и выронил из рук скляночку. Гувернантка, посланная за каплями для барыни, в ужасе прижалась к прилавку.
— Барышня… вуали… морфий… — выдавил сыщик.
— Отвечать! — крикнул Джуранский и пригрозил оружием.
Провизор смотрел на револьвер расширенными от страха глазами, а гувернантка тоненько заверещала.
— Сыск… плиця… — кое-как выдохнул Ванзаров.
Провизор понял: это не ограбление — и схватился за сердце.
— Господа, ну разве так можно! Да, была барышня… такая странная…
— Где?… — прохрипел Ванзаров.
— А вы не встретились? Только-только ушла…
— Куда?!
— Кажется… — провизор заглянул в открытую дверцу, ведущую в служебные помещения аптеки. — Егор, куда барышня направилась?
— На Большой, на остановку конки! — крикнул звонкий мальчишеский голосок.
— Ротмистр! — Ванзаров повернулся к Джуранскому. — Она рядом! Не упустите! И никакой стрельбы!
— Такая странная барышня, — заторопился фармацевт. — Пришла, шатается и просит морфий, понимаете! Я говорю: «У вас рецепт врача есть?» — а она протягивает мне сторублевку: «Возьмите за морфий»! Представьте! Ну, я, конечно, не взял, а она чуть не упала, уцепилась за прилавок. Я усадил ее, предложил капли сердечные, она отказалась. Морфий ей подавай! Такая странная! И вуали не подняла! Посидела, отдышалась и пошла. Я мальчика послал проводить… Так, представьте, отказалась. Сама, говорит, доберусь…
Но ротмистр с Ванзаровым его уже не слушали.
Джуранский выскочил на улицу и чуть не сбил с ног Лебедева, который неторопливо двигался к аптеке. Не извинившись, ротмистр кинулся дальше. Он выскочил на Большой проспект и увидел, как от остановки Восьмой линии, звякнув колокольчиком, тронулась конка.
Пара лошадок еле-еле тащила голубой вагончик, оклеенный рекламой универсального средства от запоров. Догнать транспорт с таким черепашьим ходом для бывшего кавалериста не составило труда. К тому же Джуранский увидел впереди конки двух городовых. Ротмистр выхватил офицерский нейзильберовый свисток и дал тревожный сигнал.
Городовые встрепенулись.
Мечислав Николаевич, яростно махая руками, приказал им задержать вагон.
Предупреждающе тренькнул колокольчик, и конка встала.
Джуранский подбежал к вагончику, прыгнул на подножку, схватился за вертикальный поручень и влетел внутрь салона.
На лавке одиноко сидела дама в вуали. Уронив голову на грудь, она прислонилась к стеклу, из-за которого выглядывал удивленный вожатый.
Держа наган наготове, ротмистр подбежал к даме и откинул вуаль.
7
Когда опоздавшая и запыхавшаяся Софья Петровна подоспела к Студзитской, мерзнувшей у «Польской кофейни» уже больше четверти часа, морозный воздух успел освежить ее лицо. Однако Елена Павловна подняла вуалетку, взяла за руки новую знакомую и внимательно посмотрела ей в глаза.
— Софья Петровна, вы плакали?
— Нет, нет… дети рано разбудили, не выспалась… — Софья Петровна совсем не умела врать и засмущалась.
— Вот что, — решительно сказала Студзитская, — сейчас пойдемте, выпьем шоколаду, а потом погуляем, и вы расскажете мне все, что с вами случилось.
Софья Петровна попыталась объяснить, что она вынуждена откланяться и немедленно возвращаться домой. Ей и так чудом удалось вырваться от Глафиры, которая решительно не отпускала ее. Пришлось поплакать и дать клятву, что она добежит до кафе только для того, чтобы извиниться и сразу вернется обратно.
Но вместо заготовленных по дороге объяснений Софья Петровна пробормотала что-то невнятное.
Студзитская опустила вуалетку, подхватила подругу за локоть и, не слушая возражений, решительно повела в кафе.
Елена Павловна вновь выбрала самый дальний от окон столик. Она заявила, что в этот раз ее черед угощать, и заказала к горячему шоколаду дюжину воздушных птифуров.
— Дорогая, чем я могу помочь? Все, что в моих силах, я сделаю!
Студзитская говорила с таким искренним жаром и дружелюбием, что Софья Петровна испытала непреодолимое желание излить душу.
Принесли шоколад и пирожные. От волнения госпожа Ванзарова и не заметила, как съела три птифура и большими глотками осушила чашку. При этом она успела полушепотом рассказать супруге чиновника особых поручений Ревельской сыскной полиции о страшной угрозе, которая прозвучала из телефонного аппарата.
Елена Павловна, казалось, была сильно озадачена.
— А вы уверены, что угрозы предназначались именно вам, а не вашему мужу? — с нескрываемым сомнением в голосе спросила она.
— В том-то и дело! Это неслыханная дерзость! Как вы думаете, что мне делать? Может, это глупая шутка?
Студзитская на мгновение задумалась.
— Вы не интересовались, ваш муж не ведет, случайно, какое-нибудь опасное дело?
— Что вы! Он никогда не говорит дома о своих делах. Да и я бы не стала задавать такие вопросы. — Софья Петровна взяла еще одно пирожное и вдруг заметила, что на правой руке знакомой нет обручального кольца.
— А почему вы не носите… — и Софья Петровна запнулась.
Студзитская вздрогнула, как будто очнулась от глубокого сна:
— В Ревеле другие обычаи, — засмеялась она. — У них принято носить кольцо на левой руке, а мне это не нравится… И вас сильно напугал этот звонок?