5
— Спасибо, Мечислав Николаевич! — Родион Георгиевич крепко пожал руку помощника. — Какого чемпиона по боксу потеряла наша кавалерия!
— Пустяки. Я однажды против гвардейского кирасира вышел, — Джуранский поднял ладонь над головой. — Во-о-т такого роста…
Ванзаров взял ротмистра за локоть:
— Вот что меня беспокоит, Мечислав Николаевич… Вам не кажется странным, что дворник спал как младенец именно в ту ночь, когда неизвестный вывел профессора из дома?…
— И при этом сумел открыть и закрыть ворота! — быстро закончил Джуранский.
— Вот именно!
— Пережигин врет? — сурово спросил ротмистр.
— Нет, я думаю, он действительно крепко спал. Но почему?
— Может, действие сомы? — Джуранский таинственно понизил голос.
— Мечислав Николаевич, да не доверяйте вы так мистическим историям Лебедева! Я хочу сказать, что Степана тривиально усыпили.
Джуранский нервно поиграл усиками и мотнул головой.
— Вы правы! Похоже, дворника усыпили! — торжественно произнес ротмистр.
— Теперь остается узнать кто. — Ванзаров посмотрел на своего помощника так, будто ждал немедленного ответа.
— Что я должен сделать? — откликнулся Железный Ротмистр.
Ванзаров вздохнул. Все-таки армия откладывает на людей неизгладимый отпечаток.
— Думать, Мечислав Николаевич. Думать! Пережигин, ближе к вечеру, мог отлучиться в чайную или трактир. И там ему запросто могли подсыпать снотворное.
— А филеры? — растерянно спросил Джуранский.
— Филеры следили за квартирой профессора, но не за пьяницей дворником!
— Да, вопрос… — задумчиво протянул ротмистр.
— И вот еще! — Ванзаров потер занывший затылок. — Кто мог донести тело Марии Ланге?
— Вы хотите сказать… — начал ротмистр.
— Да, Мечислав Николаевич, хочу! — резко сказал Ванзаров. — Мы ищем Уварову, подозревая ее в двух преступлениях. Но нести мертвое тело способен только сильный мужчина. А как ей удалось справиться с тучным профессором?
— Но тогда получается, что подозреваемая… — растерянно произнес Джуранский.
— Ничего не получается! Надежда Уварова — наиболее вероятный убийца. Она умна и хитра, а следовательно, очень опасна.
— Дьявол с ангельским лицом! — сурово произнес Джуранский.
Ванзаров пропустил мимо ушей драматическую ноту. Видимо, поединки Железного Ротмистра с женщинами не всегда заканчивались победами.
— Вот что, Мечислав Николаевич, отправляйтесь по ближайшим трактирам и постарайтесь узнать, был ли там Пережигин. И заодно проверьте, не появлялась ли с ним барышня.
6
Герасимов снял рожок телефонной трубки и вызвал к себе заместителя — жандармского ротмистра Владимира Модля. Офицер прибыл немедленно. Начальник отдал распоряжение задействовать все силы Охранного отделения, а также привлечь дополнительно свободных сотрудников корпуса жандармов для розыска особо опасного преступника. Герасимов не стал уточнять, что преступник — его агент. Модль записал поручения и побежал поднимать по тревоге агентов и филеров.
Герасимов попробовал было составить записку о положении в рабочей среде, но тут же отбросил ручку. Что еще можно сделать, чтобы Озирис был пойман как можно скорее? Герасимов посмотрел в отчете, кто занимается делом профессора Серебрякова. Конечно же, сыскная полиция и Ванзаров! Как он мог забыть!
На стене, рядом с креслом полковника, ожили звоночки телефонного аппарата. Прямой номер начальника Охранного отделения — № 95 — можно было найти в «Справочной книжке градоначальства», продававшейся в любом книжном магазине Петербурга.
Александр Васильевич машинально взял трубку.
— Полковник Герасимов, — официальным тоном сказал он.
— Вы меня не дождались? Как жаль! — раздался приятный голос Озириса.
— Где вы?… Советую вам немедленно явиться ко мне. — От неожиданности Герасимов ляпнул глупость: агентам категорически запрещалось появляться в Охранном отделении. — Иначе я вынужден…
— Дорогой Александр Васильевич, — проворковал Озирис, — «иначе» не будет. Не пытайтесь меня найти. Это в ваших же интересах. Вы же не хотите получить в столице империи невообразимый хаос? Надеюсь, вы меня поняли… Прощайте!
Герасимов повесил трубку на рычажок и саданул кулаком по столу так, что подскочило тяжелое мраморное пресс-папье.
7
Сыщик уже протянул руку, чтобы открыть входную дверь участка, но она распахнулась сама. Румяный Лебедев, как всегда, сжимал свой походный чемоданчик.
— О! Ванзаров! Попался! — радостно крикнул он.
— Здравствуйте, Аполлон Григорьевич! Опять будете пугать ужасами сомы?
— Буду… Кстати, записная книжка Серебрякова утонула?
— Да, лежит на дне Невы, — подтвердил Ванзаров. — А откуда вы узнали?
— Да встретил сейчас Курочкина… — Лебедев вытащил из кармана шубы потертую книжечку в голубой обложке. — Зато я кое-что разыскал!
Оказалось, что эксперт принес одесское издание 1883 года магистерской диссертации тогда еще никому не известного Дмитрия Овсянико-Куликовского. Брошюрка называлась «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности» и полностью посвящалась изучению божества Сомы.
Ванзаров попытался отделаться, но криминалист вцепился в него мертвой хваткой.
— Да как вы не понимаете! — кипятился Аполлон Григорьевич, раскрывая книжицу. — Вот! Слушайте: «Проникая в человека, оно приводит в священный трепет все силы души его, и человек чувствует, что какое-то божество — мощное и властное — вселилось в него, он теперь ощущает в себе необычайный прилив сил, он мнит себя причастным к божественной субстанции»! Вот какие ощущения дает сома!
— Позвольте, но вы же сказали, что сома — это божество?
— Напиток и божество — это одно и тоже! — отмахнулся Лебедев. — Важно другое: сома дает ощущение неограниченных сил! Она дарит чудодейственную мощь! В таком состоянии человек может сделать все, что угодно! Понимаете?
— И этому есть доказательства? — спросил Ванзаров с некоторым интересом.
— Извольте! — Лебедев перевернул несколько страниц. — Вот: «…мы имеем дело не с простым, но религиозным опьянением, в экстазе которого человек мнит себя всемогущим чародеем»! Как вам?
— И это все? — саркастически спросил сыщик. — Негусто, Аполлон Григорьевич!
Лебедев несколько опешил, но быстро сунул брошюру в карман, а из другого извлек мятую бумажку.
— Сейчас добавлю! — сказал он, разворачивая листок — Итак:
«Прозорливый, преславный,
Продли нам срок нашей жизни, о сома!