Ответил сам финансист. Максим Львович вежливо поздоровался и поинтересовался о здоровье его детей и супруги. Севиер сухо поблагодарил. Продолжая светское вступление, Лунц спросил, как поживает его брат Эдуард.
Роберт Севиер, подданный английской короны и влиятельный петербургский финансист, ответил после короткой паузы без всяких эмоций, как и полагается истинному джентльмену:
— Мой брат умер второго января. В утренней газете напечатан некролог.
15
Сыщик и его помощник медленно шли по Пятой линии к дому Серебрякова.
Короткий зимний день порадовал ясным солнечным небом, и мороз, свирепствовавший с ночи, уже не казался таким лютым. Улица скрипела сухим снегом. Мимо лавочек, с гостеприимно распахнутыми ставнями, деловито шествовали кухарки. Они важно несли полные корзины снеди и степенно раскланивались знакомым. На всю улицу звонко кричали разносчики сбитня, держа под мышкой укутанные в одеяло чайники. Мальчишки с лотками, полными свежих пирожков, нахваливали свой товар: «Свежие, румяные, только из печи!» Радостная суета улицы в ярких бликах зимнего солнца казалась другим миром, в котором нет страха и необъяснимых смертей. Джуранский первым не выдержал молчания.
— Родион Георгиевич, как вы считаете, сома действительно…
— Мечислав Николаевич, не знаток я индийских легенд! — отмахнулся Ванзаров. — Вот Сократ — другое дело!
— Но позвольте, — начал кипятиться Джуранский, — эта пресловутая сома, будучи якобы божественным напитком, или напитком богов, так приумножала силы, что человек способен был справиться один с целым полчищем врагов.
— Заметьте, так гласила легенда! — Сыщик поднял указательный палец. — Да и то если верить всему, что говорил Аполлон Григорьевич…
— Но, по его словам, в руках профессора оказалось могучее оружие, силу которого мы даже представить не можем!
— Ну какое там оружие, голубчик… Лебедев же сказал: легенды гласят, что бог Индра, напившись сомы, уничтожил девяносто девять городов… этой… как ее… Шамбары, кажется.
— Хороша себе легенда! — поразился Джуранский. — А как вам нравится то обстоятельство, что сома дарила бессмертие и давала власть над временем и миром?
— Я не стал бы так серьезно относиться к соме, — вздохнул сыщик. — Мало ли что мог сказать Серебряков в состоянии бреда.
— Да, но профессор пробыл более часа на морозе и после этого был жив! — не унимался ротмистр.
— Я думаю, вы делаете поспешные выводы, — как можно спокойнее сказал Ванзаров. — Легендарную солгу никто не пил уже несколько тысячелетий. Думаю, у нас в России просто нет компонентов, необходимых для ее изготовления. Так что нам нужно, во что бы то ни стало найти реальную убийцу — госпожу Уварову. И давайте на этом закончим, голубчик!
Около дома профессора они остановились, не заходя в открытые ворота. Ванзаров огляделся, прикидывая, где должен находиться первый филер, контролирующий дом снаружи. Сыщик уже хотел спросить Джуранского, не видит ли ротмистр агента. И тут за спиной вежливо кашлянули.
16
— Рад вас приветствовать, господин Ванзаров!.. Честь имею, ротмистр!
Руководитель отряда филеров Курочкин появился, казалось, из ниоткуда, что только подтверждало его профессиональные качества.
Филимон служил в полиции уже седьмой год. Он был учеником знаменитого Евстратия Медникова — создателя русской школы филерского искусства. Курочкин начал рядовым филером, но быстро выдвинулся благодаря исключительной пронырливости, сообразительности и какому-то звериному чутью. Высокая худая фигура должна была сразу привлекать внимание, но Филимон славился способностью работать невидимкой. И помощников он подбирал таких же — хватких и ловких.
Тем более было непонятно, как он и его сотрудники могли упустить двух дам, приходивших к профессору.
Курочкин дружелюбно смотрел на Ванзарова, явно не ожидая разноса.
— Скажите-ка, Филимон Артемьевич, а где находится ваш второй пост? — Ванзаров заставил себя улыбнуться.
— Как и полагается, на лестничной клетке, в прямом обзоре наблюдаемой квартиры! — отрапортовал филер.
— А где, по-вашему, сейчас господин профессор? — так же ласково спросил Родион Георгиевич.
— Объект наблюдения находится в своей квартире. Визитов не было. Объекты Рыжая и Бледная не появлялись! — Курочкин достал маленькую записную книжечку, которую имел каждый филер. В нее записывались мельчайшие детали поведения наблюдаемого объекта, точное время прихода и ухода, а также лица, им встреченные.
— Вынужден вас огорчить, — Ванзаров перестал улыбаться. — Объект наблюдения, он же профессор Серебряков, сейчас находится в покойницкой Второго участка!
— А что он там делает? — искренне удивился начальник филеров.
— Там он подвергается вскрытию господином Лебедевым… Вот так, господин лучший филер столицы! Проморгали! — зло закончил сыщик.
— Не может быть! — только и смог выдавить ошарашенный Курочкин.
— Может! Очень даже может быть!
Филимон растерянно посмотрел на Джуранского, как будто ища поддержки, но ротмистр молчал и яростно жонглировал усиками.
— Но как же…
— А вот так! — Ванзаров решил устроить хорошую взбучку. — Ночью профессор был выведен кем-то из дома, потом отведен к проруби на Неве и сброшен в нее. А вы — ничего не видели!
— Когда это произошло? — глухо спросил Курочкин.
— Очевидно, между тремя и шестью часами утра, — вставил Джуранский.
— Но ведь у нас смена только до полуночи! А затем — с восьми!
— Это не меняет дела, — наступал Ванзаров. — Вы должны были проинструктировать дворника, что, в случае ухода профессора поздней ночью, тот должен был немедленно бежать к городовому. Это было сделано?
— Разумеется!.. Более того, я лично проверил ворота ночью. Они были заперты! — филер так беспомощно посмотрел на сыщика, что у Родиона Георгиевича пропало желание третировать подчиненного дальше. Он лишь тяжко вздохнул:
— Что ж, Филимон Артемьевич, сделанного не воротишь, пошли разбираться с дворником!
17
Во дворе Пережигин ленивыми движениями метлы разгонял снег вокруг своих валенок.
— Здорово, Степан! — крикнул Ванзаров.
— И вам, вашбродь… — пробасил дворник.
— Ну что, друг мой, все пьешь?
— Никак нет! Разве возможно на нашей должности!
— Как же — нет! Вон, мне докладывают, с Нового года каждый день не просыхал!
Дворник удивленно открыл рот. Он не предполагал, что такой важной персоне докладывают о его пьянстве. Околоточному — еще понятно. А этому…
От страха, подступившего к горлу, Степану захотелось упасть в ноги, но он сдержался и стал усиленно тереть сухой глаз кулаком.