Падение Стоуна - читать онлайн книгу. Автор: Йен Пирс cтр.№ 72

— Королевская семья и императорская семья, — сказала одна женщина тоном приглушенного благоговения, когда я случайно оказался рядом. — Они будут выходить, когда закончат визит. Они проедут по Эспланаде перед тем, как вернуться на свои яхты. Как мило с их стороны так заботиться о своих подданных!

Мы шли вровень: благоговеющая мать семейства и я неспешно прогуливались, как старые друзья, под теплым полуденным солнцем. Она рассказала (как она умудрилась собрать столько сведений у себя на кухне, затрудняюсь сказать, ей бы следовало быть репортером), что обе королевские семьи прибыли к частному причалу Осборна в шлюпке, но намерены показаться в городе перед возвращением. Два монарха, два консорта и уйма детишек будут выставлены на всеобщее обозрение; я не мог понять, что такого упоительного в том, чтобы просто посмотреть, как мимо тебя кто-то проезжает, но здесь я явно был в меньшинстве. Когда мы прибыли на место, там уже собралась толпа в несколько сотен человек — по виду, местных горожан, — обступивших деревянный настил, который вел от дороги к парадным воротам.

Гамбл тоже был тут и выглядел крайне недовольным происходящим. Его просьбу пустить его внутрь решительно отклонили, интервью не будет, и ему пришлось стоять как обычному приказчику из лавки без малейшего шанса найти хотя бы что-то, о чем стоило бы писать.

Я выразил мои соболезнования.

— Но он все равно не сказал бы ничего интересного, — завершил я.

— Не в том дело. Мне нужно было интервью. Что бы он ни говорил, значения не имеет.

— Всегда можно взять из головы, — предложил я.

— Это-то и навлекло на меня беду, — неохотно признался он. — Я процитировал слова хана Хабибуллы о реформах, которые он проводит в Афганистане. К несчастью, его в то время не было в стране, и он только что отменил реформы, поэтому пожаловался…

— Не повезло.

— Да. А значит — пока никаких вымыслов. Очень бы хотелось, чтобы они пошевеливались. Есть хочется…

Я перестал слушать. Я всматривался в противоположную шеренгу зрителей, расплывающиеся очертания выжидающих, терпеливых лиц. За исключением одного, которое резко сфокусировалось, едва я посмотрел, а после посмотрел снова. Бедно одетая женщина в дешевой шляпке, надвинутой на глаза, сжимала сумочку. Я знал, что она меня заметила. Я видел, что мое лицо не ускользнуло от ее внимания, что она надеется, что я ее не видел: она сделала шаг назад и исчезла за дородным мужчиной и парой визжащих ребятишек, размахивавших флажками на палках.

— О Господи, — сказал я и прошелся взглядом взад-вперед по рядам людей, проверяя, не смогу ли отыскать ее снова. Ничего. Зато я увидел Армстронга, моего вчерашнего скептического констебля.

— Все еще ловим анархистов, не так ли, сэр? — весело спросил он, когда я подошел к нему (в те времена не было еще ни заграждений, ни контроля толпы).

— Констебль…

— Значит, он здесь?

— Я его не видел, но…

— Скажите, когда увидите, и мы с ним разберемся, — самодовольно отозвался он.

— Но я уверен, что он здесь.

Вид у Армстронга стал недоверчивый, но чуточку обеспокоенный.

— Почему?

— Я видел одну его знакомую.

Я показал, где ее видел, и он подозвал другого дежурного полисмена. Вдвоем они начали обходить зрителей, выискивая любого, на их взгляд, подозрительного.

Они не заметили ничего и не нашли никого к тому времени, когда величественные ворота распахнулись и по толпе прокатилось выжидательное бормотание. Вдалеке, в начале подъездной дорожки тронулся кортеж из трех черных «роллс-ройсов»; парусиновые верхи были откинуты, чтобы не загораживать вид. Когда авто проходили поворот, я увидел на заднем сиденье первого двух мужчин, ослепительных в парадных мундирах; во втором сидели две женщины в шляпках, поверх которых были завязаны шарфы.

— Во имя всего святого, констебль! Остановите авто! — крикнул я, подбегая к Армстронгу. — Закройте ворота!

Армстронг запаниковал. Он умел справляться с толпой, пока все шло хорошо, но был неспособен на большее, нежели наблюдать за людьми и успокаивать себя, мол, все в порядке.

— Не волнуйтесь, — сказал он. — Не волнуйтесь, не волнуйтесь…

И его губы двигались, даже когда он перестал говорить, будто он повторял про себя молитву.

Все равно было уже слишком поздно. Большой черный автомобиль, проезжая ворота, замедлил ход, давая толпе возможность поглазеть и поаплодировать. Давая вторым двум нагнать себя и должным образом восстановить кортеж. Я пробежал глазами по лицам, отчаянно выискивая Элизабет, убежденный, что вот-вот случится нечто ужасное. То, как она сжимала сумочку, беспокоило меня больше всего; мысленным взором я видел только ее руки, побелевшие костяшки пальцев, когда она крепко вцепилась в дешевую парусину, держа сумочку перед животом, чтобы легко было опустить в нее руку…

Авто двигались теперь со скоростью не более двух миль в час, флаги развевались, толпа кричала «ура». Король Великобритании и Ирландии, император Индии сидел справа, вид у него был скучающий. Царь всея Руси сидел слева и смотрел в толпу с видом человека, которому все это народонаселение несколько опротивело, и тут я осознал мою ошибку. Я увидел, как в нескольких ярдах от меня мужчина, рослый мужчина в костюме, как у банковского клерка, делает шаг вперед, пряча руку под пиджаком. Я крикнул, и он обернулся, но тут же сбросил меня со счетов. Нас разделяло десять ярдов, и он был лишь в десяти ярдах от авто, но оно все приближалось, а я стоял на месте, неподвижный и потерявший дар речи.

Но человек способен бежать быстрее медленно едущего авто. Гораздо быстрее, если преисполнен ужаса. Я побежал, и чем больше приближался, тем лучше видел. Я видел, как его рука вынырнула из-под пиджака, видел черный предмет в ней, приблизился еще и увидел ствол. И увидел, как пистолет поднимается и нацеливается, а я уже был всего в одном прыжке, услышал взрыв, когда упал, потом еще один, когда я рухнул на землю. И почувствовал невероятную, неслыханную боль, которая заслонила почти все, кроме одного последнего образа, когда я поднял глаза от пыли и гравия и увидел, как надо мной с пистолетом в руке и диким взором стоит Элизабет.

За годы я прочел много глупостей про огнестрельные раны: по большей части, во-первых, что сначала не больно, а во-вторых, что звук напоминает слабый хлопок, а не удар гонга. Ерунда. Во-первых, шум выстреливающего пистолета прозвучал как трубный глас: я был уверен, что у меня барабанные перепонки лопнули. Во-вторых, боль была адской, причем с того самого момента, как пуля вошла мне в плечо. А после болело еще сильнее, пока я не потерял сознание, и еще сильнее, когда я очнулся в больнице. В моем по крайней мере случае неправдой было и то, что я ничего не мог вспомнить, недоумевал, где я и что случилось. Нет уж, благодарю покорно, я все прекрасно помнил. Потом я заснул.

Наверное, было утро, когда я снова пришел в себя и уставился в потолок, собираясь с мыслями прежде, чем подать признаки жизни. Но когда я повернул голову, чтобы оглядеться, меня ожидал неприятный сюрприз. Рядом со мной сидел, читая газету, невысокий, почти изящный человечек — я знал, что это Генри Корт. На столике подле него стояла чашка чая.