Всё к лучшему. Напоминание о неудаче перед важной операцией — лишний стимул для самомобилизации. Сдохни, а дело сделай. Второго провала подряд начальство не простит. Ты и сам себе его не простишь. Как не простил первого.
Майор по-собачьи встряхнулся, сбрасывая флюиды пессимизма. Улыбнулся зеркалу, подмигнул и вышел на залитую весенним солнцем Беатен-платц.
До рандеву двенадцать минут. Ну-ка! Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе!
Он бодро прошелся по набережной искрящегося Лиммата, вживаясь в образ. Свернул в скверик, где назначена встреча. Достал из кармана и развернул номер городской газеты за прошлую среду, это был условленный знак.
Настроение было правильное, куражное, как в добрые старые времена, когда Теофельс, выходя на задание, ощущал себя властелином мира.
И тут — надо же — сбоку налетел мальчишка-газетчик. Должно быть, увидел старый номер «Нойе цюрихер цайтунг» и хотел предложить свежий, да не рассчитал разбега.
Прямо в раненый бок!
Зепп подавился стоном.
Газетчика ветром сдуло. Крикнул: «Tschuldigung!»
[76]
— и смылся, пока не накостыляли.
Согнувшись пополам, Теофельс ждал, когда перед глазами перестанут расплываться оранжевые круги.
— Isch bi ihne alles in ornig?
[77]
— участливо спросил какой-то добрый самарянин, деликатно взяв страдальца за локоть.
— Махт нихтс, махт нихтс, — просипел Зепп с русским акцентом. — Данке шён.
Выдавил улыбку, доплелся до скамейки, сел. Шесть минут у него оставалось, чтобы снова войти в рабочее состояние.
ДЕНЬ ДУРАКОВ
Шестью днями ранее
— Как вы себя чувствуете?
Знакомый голос раздался за спиной у майора фон Теофельса, когда тот сидел в кресле на застекленной веранде и мрачно разглядывал осточертевшую панораму госпитального парка.
Визит Монокля, заместителя разведывательного управления Генштаба, был неожиданностью. Превосходной, чудесной неожиданностью.
Теофельс был уверен, что после ноябрьской неудачи начальство поставило на нем крест. Из-за этого и хандрил, самоедствовал. Лечение продвигалось паршиво, доктора поговаривали о комиссовании, и Зепп с ними не спорил: по крайней мере, выход в отставку после тяжелого ранения выглядит почетно. А уж как был счастлив верный друг Тимо, что «собачья жизнь» закончилась и теперь можно уйти на покой! Едва Зеппа перевели в отделение для выздоравливающих, как Тимо отправился в Теофельс — у него были грандиозные планы по ремонту и переустройству замка. Вряд ли слуга обрадовался бы визиту Монокля.
А Зепп дернулся, будто от живительного разряда тока во время электротерапевтической процедуры, вскочил с кресла молодцом, вытянулся по струнке.
— Отлично, господин генерал!
Монокль скептически его оглядел.
Проклятый халат! Проклятые шлепанцы! И щетина. Усы не подстрижены!
— М-да? Выглядите неважно. Осунулись. Бледны.
Лучшая оборона — наступление, а дерзость в разговоре с начальством свидетельствует об уверенности в себе.
Зепп сдвинул брови:
— Вряд ли вы приехали, чтоб поинтересоваться моим здоровьем, экселенц.
Генерал засмеялся:
— Хорошего же вы мнения о начальстве. Если я до сих пор вас ни разу не навестил, то лишь из-за чертовой уймы дел.
«Ну да, а сейчас у тебя каникулы, — подумал майор. — То-то рожа от бессонницы вся опухла». С каждой секундой Теофельс чувствовал себя всё лучше. Если Монокль лично притащился в госпиталь из ставки, за двести километров, то это могло означать лишь одно. Октябрьской докладной записке дан ход. Болваны начальники наконец поняли, что нет смысла распылять силы на ерунду.
За последние месяцы разведуправление фактически отказалось от стратегических операций, довольствовалось ролью служанки при командовании армии и флота. Главным направлением работы считалась диверсионная деятельность. А что? Результаты наглядны, рапорты трескучи, награды гарантированы.
Но взрывы линкоров и военных заводов — глупости, мелочовка, бездарное разбазаривание денег и кадров. От сослуживцев Зепп знал, чем занималась разведка минувшей зимой. В январе осуществлены (блестяще, кто спорит) две грандиозно идиотские операции: одна в жанре «много шума из ничего», другая — «разбуди лихо».
Английская сеть устроила мощный взрыв на сильверстоунском заводе боеприпасов в пригороде Лондона. Фейерверк на полнеба, гром и молния, сто человек разнесло на куски, еще пара тыщ оглохла. Кто-то получил железный крест. А толку? Все вражеские запасы снарядов ведь не подорвешь.
Это еще ладно. Хоть проку мало, но и вреда для Германии нет — если не считать засвеченной из-за ерунды разведсети. Но за диверсию в штате Нью-Джерси, где немецкие агенты шандарахнули склад с полумиллионом артиллерийских снарядов, надо было бы поотрывать умникам из разведуправления головы. Взрыв стал для американцев, которые только ждали повода ввязаться в европейскую драку, последней каплей. Дипломатические отношения разорваны, со дня на день президент Вильсон объявит кайзеру войну. И что тогда? Конец?
— Война с американцами уже объявлена, экселенц? — спросил Зепп. — Поэтому вы и приехали?
— Это произойдет завтра. — Монокль перестал улыбаться. — Но приехал я не из-за американцев.
— Разумеется. Вы приехали из-за русских. Теперь, когда в войну вступает новый игрок, кто-то из старых должен уйти, иначе нарушится баланс. Поэтому вы вынули из-под сукна мой рапорт полугодовой давности о большевиках и их лидере.
Теофельс позволил себе проговорить всё это без малейшего намека на вопросительную интонацию. Он был абсолютно уверен в точности дедукции.
— Браво. Хоть вид у вас дохлый, но мозг работает так же четко, как раньше. Да, майор, ситуация в корне изменилась. Если осенью его величество с негодованием отверг идею, то сейчас скрепя сердце дал согласие. В первые дни после свержения царя у нас была надежда, что новое русское правительство согласится на сепаратный мир. Мы предложили очень приличные условия. Но они были отвергнуты, с пафосом и негодованием. Поэтому выбора у нас не остается. Россию нужно взорвать изнутри. И вы в своем рапорте были абсолютно правы: нужно сделать ставку на единственную партию, которая последовательно и открыто добивается поражения своей страны. Справедлив и главный ваш тезис: хоть большевики не слишком сильны в масштабах всей России, их влияние на городские низы Петрограда весьма значительно, а перевороты, как известно, происходят в столицах. План детально разработан, утвержден во всех инстанциях и уже запущен. Остается последняя фаза, самая деликатная. Поэтому повторяю вопрос: в какой вы форме?
— Могу отправляться за линию фронта хоть сегодня, — сказал Зепп твердо и без бодрячества.