Смерть на брудершафт - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 198

— Чего мне дергаться? Нечего мне дергаться.

Не германец, русский. Предателей Романов ненавидел еще больше, чем шпионов. Даже захотелось, чтоб мерзавец дернулся. Стрелять мы не будем, а вот рукояткой пару раз по роже съездить было бы приятно. Но это, впрочем, еще успеется.

— Я велел поднять руки! Из карманов! Медленно!

Палец напрягся на спусковом крючке. Если у курьера в кармане оружие, придется стрелять — в руку. Поди только угадай, правша или левша этот чугунномордый.

Руки Чугунная Морда вынул вежливо, без поспешания. Теперь можно сделать два шага вперед. Накинется — не беда. Если без оружия, милости просим.

— Разжать кулаки. Показать ладони. Потом повернуться спиной…

Удивил поручика Чугунная Морда. Взял врасплох. Тоже шагнул вперед и сделал резкое крюкообразное движение правой рукой, будто хотел ударить в лицо. Алексей к такому обороту событий был готов и подался назад, чтобы уйти от хука, но кулак шпиона разжался, и в глаза Романову полетела мелкая табачная крошка, да еще, кажется, вперемешку с перцем или какой-то другой едкой дрянью. Попался поручик на элементарный бандитский трюк.

Сразу ослеп, и пришлось стрелять, хоть не собирался. Выпалил Алексей, конечно, вверх, чтобы, упаси Боже, не уложить связного. Всякий нормальный человек от вспышки в упор шарахнулся бы, и это дало бы поручику секунду, чтоб протереть глаза. Но противник попался нетривиальный. С него сбило кепку и опалило волосы, но он даже не присел, а бросился на офицера. Схватился за дуло револьвера, вцепился пятерней в горло, сшиб наземь.

Вообще-то это он зря. Войдя в прямую сцепку, лишил себя основного преимущества. Когда враг вот он, пыхтит и брызжет слюной в лицо, можно обойтись и без зрения.

Оружие Романов выпустил, на что оно? Это позволило освободить руку. Рука сжалась в кулак. Кулак вслепую, со второй попытки, угодил гаду куда требовалось — в висок.

Хватка на горле ослабла. Связной всхрипнул, качнулся. Приподнявшись, Алексей вмазал ему еще и лбом в нос — от такого удара человек на пару секунд слепнет, так что в этом они сравнялись.

Бой двух слепцов со стороны, вероятно, выглядел диковато: половина ударов молотила воздух.

Вот они расцепились. Поручик вскочил на ноги и наконец протер костяшкой пальца слезящийся глаз.

Вовремя! Противник тоже успел подняться, тянул что-то из-под мышки.

По фронтовой привычке у Романова в кармане брюк всегда был резервный ствол — плоский «браунинг». Доставать это оружие Алексей умел очень проворно — как американский ковбой в кинокартине «Ограбление века».

Сухой, короткий выстрел. С рычанием связной схватился за простреленный локоть. Выпавший «наган» звонко ударился о рельсу.

Но враг нынче достался Романову воистину неугомонный — и тут не сдался. Припустил вниз по насыпи огромными прыжками — не угонишься.

А поручик и не стал за ним гоняться. Поднял с земли свой длинноствольный «кольт», взял упор, прищурил единственный зрячий глаз. Попасть нужно было ниже колена, а то на бедре можно пробить артерию, и тогда со святыми упокой.

Выстрелил.

До низа насыпи курьер уже не добежал, а докатился кубарем. Спрятав оружие, Алексей протер и второй глаз, слезы промокнул платком и не спеша двинулся подбирать добычу.

Крепкий все-таки парень. С продырявленным локтем, с простреленной лодыжкой не корчился от боли, не выл, а делал целой рукой какие-то быстрые движения.

— Э, э! — закричал поручик, убыстряя шаг. — Ты что это?

Связной запихнул в рот бумажный ком, задвигал челюстями. Ай, молодец! Трудно, поди, глотать такую бяку не запивая.

Подхватив раненого за шиворот, поручик волоком втащил его на шпалы.

— Приятного аппетита, — говорил он, пыхтя от усилия. — Зря пищевод утруждал. Это был листок из моего блокнота.

Связной заизвивался. Рыча от ярости, ударил лбом о рельсу. Еще, еще. Брызнула кровь. Насилу Романов оттащил психа. Вот ведь какой отчаянный, прямо самурай!

Это лейтенант Шталь из морской контрразведки рассказывал. Во время обороны Порт-Артура подбили они японский торпедный катер. Спустили шлюпку, чтобы подобрать команду с тонущего суденышка. А японцы выстроились на палубе. Все, кроме одного, опустились на колени. Наши подумали: пощады просят. Как бы не так, пощады. Который остался на ногах, капитан, достал саблю и всем поочередно очень ловко поотрубал головы, а потом обмотал клинок тряпкой и взрезал себе живот.

В принципе, правильно. Если уж воевать, то только так и не иначе.

Уложил поручик новоявленного самурая в дрезину. Перетянул жгутом раненые конечности, перевязал разбитую башку. Гад был без сознания, но глаз с него Романов все-таки не спускал. Еще выкинется на ходу.

Чертов ветер дул навстречу, как ножом резал.

В ту минуту, когда поручик Романов с локтя целил по ногам убегающему Ворону, в полутораста верстах к югу, в безымянном лесу, майор фон Теофельс волновался, как волнуется режиссер на прогоне перед премьерой: вроде все свои и можно еще что-то поправить, а все-таки концепцию спектакля, декорации и распределение ролей изменять поздно. Провалится постановка или нет, становится понятно на генеральной репетиции.

Труппа, то бишь группа с Вьюном в заглавной роли гуттаперчевого мальчика, была наготове.

— Ровно одиннадцать тридцать две, — говорил Зепп. — Чтоб у всех часы были не минута в минуту, а секунда в секунду. Сверили? Марш на исходные!

Четверо боевиков — Финн, Чуб, Маккавей и Кмициц — бросились двое вправо, двое влево. Майор не сводил глаз с секундной стрелки.

Первым достиг позиции резвый польский chłopiec, залег и стал невидим. Чубу нужно было отбежать на сто метров дальше.

Выдвижение на позиции заняло сорок секунд. Хороший результат. И замаскировались все отменно. Слились с почвой, зарылись в палую листву. Даже в бинокль не видно.

Теоретически не исключено, что кто-то из жандармов отойдет в лес помочиться, хотя инструкция строго-настрого запрещает отлучаться. По сообщениям наблюдателей (о, чудесная немецкая дотошность!), солдаты если и справляют нужду, то бессовестным образом, не покидая боевой пост.

Сам Зепп с остальными отошли подальше в лес и встали за стволами деревьев.

— Ну, предположим, что мы дождались, пока расставят оцепление. Вон оно уже стоит, — сказал он Балагуру, кивнув в сторону насыпи.

С сухого дерева, на которое вскарабкался майор, просматривалась вся четырехсотметровая дуга и четыре воткнутые в землю палки, на каждой сверху жандармская шапка: обозначение дозорных.

Теофельс сам проверял: при таком изгибе пути часовому не видно даже своего ближайшего соседа. А и незачем жандармам пялиться друг на дружку, их дело бдить за окрестностями.