Она смотрела на меня отсутствующим взглядом. О чем-то думала она сейчас — интенсивно, напряженно. У меня возникла догадка, что за вопрос ее мучает. И я очень хотел, чтобы мои опасения не оправдались…
Глава седьмая
Бревенчатый, обитый вагонкой дом блестел на солнце, как новенький автомобиль. Не просто его покрасили, но еще и покрыли лаком. Крыша металлочерепицей покрыта, забор из профильного железа. Целая полянка перед домом, трава здесь скошена, березки стройными рядами, пацан лет пяти за девочкой чуть постарше бегает — смеется заливисто, хворостиной махает. И за всей этой идиллией наблюдал мужичок лет сорока — не просто худой, а высохший какой-то, с темным, землистого цвета лицом и желтушными глазами. Тепло на улице, рубашка на нем клетчатая с коротким рукавом — вроде бы по погоде одет, но впечатление такое, будто холодно ему. На скамеечке он сидел, съеженный, обняв себя за живот левой рукой. И правую руку он прижимал к боку, вскинув ладонь кверху, там у него в пальцах дымилась сигарета. Табуретка перед ним. полная пивная кружка с темным напитком, похожим на портер. Наверное, там и было пиво.
А где-то за скамейкой у него, скорее всего, бутылка водки припрятана, которой он подкрепляет «ерша» в кружке. Почему я так подумал? Да потому что вид у мужика забулдыжный. Маевка у него, на солнышке он греется, за детьми сонно наблюдает. Меня заметил, но в лице даже не изменился. Движением головы проводил меня до своей завалинки.
— Здравия желаю, командир! Мне бы Юру Шептулина увидеть.
— Нет его, — сказал мужик.
— А где?
Я нагнулся, провел рукой по шероховатой поверхности скамейки, глянул на ладонь. Есть, конечно, пыль, но едва-едва.
— Уехал.
— Куда? — усаживаясь, спросил я.
— А ты кто?
— Журналист.
— А надо чего?
— С Юрой поговорить.
— Так нет его.
— Ну, это я понял. Может, ты мне про него расскажешь?.. Да. кстати, меня Костя зовут!
Я протянул мужику руку. Тот сунул сигарету в рот. вытер правую ладонь о штанину, ответил на мой жест рукопожатием. Неторопливо все это проделал, с достоинством.
И сам он в ответ представился: Виктор, можно просто — Витя.
— А ты, Витя, Юру знаешь?
— Ну а то! Шурин мой.
— Значит, ты муж его сестры.
— Ага, муж. Единственный… И она у меня единственная.
— Что, по бабам не гуляешь?
Витя вынул сигарету изо рта. послюнил ладонь, затушил о нее окурок, бросил его на землю, какое-то время растирал «бычок» ногой, а затем посмотрел на меня с возмущением оскорбленной невинности.
— Я от своей бабы не гуляю!
— Молодец… Я ведь тоже такой. Никогда и ни с кем, — приложив руку к груди, заверил я.
— Это хорошо, — совершенно серьезно сказал Витя.
— И еще я крестиком вышивать умею.
— А я нет. — И снова он не уловил юмора.
— А баба твоя где?
— На работе.
— А работает где?
— На заводе.
— У Ремезова?
— А ты откуда знаешь? — удивился Витя.
— А какой еще у вас здесь завод есть?
— Паркетный завод есть.
— Наверное, маленький?
— Ну. небольшой.
— А жена твоя на большом заводе работает, у Ремезова.
— У Ремезова. Бухгалтером у него работает.
— Она тоже в лесхозе работала?
— Работала. И там бухгалтером, и здесь.
— Юра тоже и там работал и здесь?
— Работал.
— Говорят, он с Ремезовым у него на свадьбе подрался.
Витя вытянул правую ногу, чтобы легче было достать из кармана брюк пачку сигарет.
— Кто говорит?
— Ну, говорят…
— Не знаю ничего, — замотал головой мужик.
И это сыграло с ним злую, хотя совсем и не опасную шутку. Сигарету он держал во рту. поднес к ней огонек, но, пока вращал головой, не мог зажечь кончик.
Водил сигаретой над зажигалкой, даже не замечая этого.
— Ну, не знаешь и не знаешь… Что там у тебя в кружке? Пиво?
— Нет, квас. — Он сунул руку за скамейку, достал оттуда полуторалитровую бутылку с магазинным квасом.
— А может, пивка?
— Не пью я, — снова удивил меня Витя.
— Болеешь?
— Не пью, и все.
— Не пьешь, по бабам не ходишь… Ну ты прямо идеальный муж. А работаешь где?
— Нигде.
— А чего так?
— Работы нет.
— А что, на завод устроиться не можешь? Там. говорят, платят хорошо.
— Платят хорошо, только работать надо. А мне вот за детьми смотреть надо.
— И то дело… Дом, я смотрю, у вас хороший, сам крышу крыл?
— Зачем сам? Людей нанимали.
— Хороший ты мужик, Витя. Не пьешь, не гуляешь… не врешь, — пряча усмешку в кулак, сказал я. — Курить бросать не собираешься?
— Да нет пока.
— Значит, Юра, в Киров поехал работу искать?
— Кто такое сказал?
— Сказали…
— Ну да. в Киров он поехал, — не очень охотно согласился Витя.
— Давно?
— Да нет, не очень.
— Месяц, два. полгода, год?
— Ну, с полгода уже… Может, чуть больше…
Я заметил, как малыш с лозиной с разгону влетел в придорожную канаву. Я еще испугаться за него не успел, как он уже выскочил из нее — без плача, без крика, но в жидкой грязи по колено. Витю явно тяготил разговор со мной, и он мог воспользоваться моментом, чтобы избавиться от меня. Схватил бы сына под мышку и утащил в дом. Но ему явно лень шевелиться. Хорошо ему на скамейке под солнцем, пригрелся он. Да и ребенок не жалуется, как бегал, так и бегает.
— И как он там?
— Да ничего, нормально…
— Где работает?
— Ну, водителем где-то…
— Где-то?
— Я не вникал… У Евдохи надо спросить, она знает.
— А позвонить ему можно?
— Можно. Только номер телефона у жены…
Мне показалось, что Витя приободрился. Похоже, радуется, что догадался перевести стрелки на жену. Пусть она отдувается… Вопрос — за что отдуваться? Что не так с Шептулиным?.. Может, беда с ним какая-то приключилась, а Витя не хочет о том говорить…
— А когда она с работы приезжает?