– О, боги, какая удача! – вскричал Гай и запрыгал от радости, как молодой козленок.
Охотники дружно рассмеялись, глядя на ликующего товарища: Гай прослыл сладкоежкой. Впрочем, и они были не прочь полакомиться душистым медом, чтобы хоть как-то разнообразить свой достаточно скудный стол.
Тем временем Гордий, перекинув через плечо аркан и приторочив к поясу довольно вместительную сумку с сухими щепками и ветками можжевельника, дымом которого он собирался выкурить свирепых горных пчел, начал взбираться на скалу. Слуга царевича обладал недюжинной силой и был цепок и проворен, как кошка. Вскоре он добрался до вершины и, устроившись в неглубокой расселине, чтобы не быть на виду у пчел, стал терпеливо орудовать кресалом; дымокур Гордий смастерил из куска толстой невычиненной кожи. Остальные со все возрастающим нетерпением внимательно следили за его действиями, возбужденно переговариваясь.
Наконец сухой мох-растопка начал медленно таять в почти невидимом пламени, и Гордий поторопился положить в еще хилый огонь кусочки сухой травы и щепу. Пока дымокур разгорался, оруженосец, улыбаясь, показал друзьям, что все в порядке и перевел взгляд на ущелье. Его плоские уступы были видны словно на ладони – скала возвышалась над плоскогорьем будто острый сук сваленного бурей гигантского дерева.
И тут недоумевающие охотники увидели, как Гордий в большой спешке стал тушить огонь голыми руками. Митридат хотел было окликнуть его, чтобы спросить о причине столь необычного поступка, но Гордий опередил царевича, подав знак, – опасность! прячьтесь! Наученные горьким опытом преследуемых всеми изгоев, охотники не мешкали, и через какое-то мгновение тропа стала пустынна. Лишь ветки кустарника с нежной ярко-зеленой листвой еще некоторое время покачивались, указывая место, где затаились товарищи Гордия.
Оруженосец, забившись поглубже в расселину, надолго застыл в полной неподвижности. Только горный охотник с орлиным взором, хорошо присмотревшись, мог заметить среди причудливых изломов каменных глыб бесформенную массу, весьма отдаленно напоминающую фигуру человека. Казалось, Гордий превратился в несуразное каменное изваяние, высеченное рукой первобытного дикаря. Лишь большие черные глаза юноши полнились тревожной жизнью на мертвенно-бледной маске лица.
Ближе всех находился каппадокиец, его и увидел Гордий. Поминая недобрым словом своих и чужих богов, кардак со злобной завистью больше следил за расположившимися в тени густого кустарника Исавром и перекрашенным персом, нежели за тропой. Он лежал на самом солнцепеке, спрятавшись за мшистую каменную глыбу, и время от времени отхлебывал из маленького дорожного бурдючка отдающую болотной гнилью теплую воду.
Острый взгляд Гордия ощупывал каждый кустик, каждую ложбинку скальных отрогов, нависающих над ущельем. Дольше всего он присматривался к небольшой, но густой рощице на взгорье, откуда, судя по всему, кардаки вскарабкались наверх. Наконец оруженосец удовлетворенно вздохнул и покривил губы в жесткой ухмылке. Выбрав момент, когда каппадокиец в очередной раз приложился к бурдюку, Гордий ящерицей скользнул вниз, к тропе.
– Что случилось? – сурово сдвинув брови спросил Митридат, когда Гордий присоединился к остальным охотникам.
– У нас гости… – сверкнув белками глаз, ответил Гордий, торопливо пристегивая к поясу ножны с мечом.
– Где? – и вовсе помрачнел царевич.
– В ущелье. Готовят нам мышеловку.
– Невелика беда, – беззаботно улыбнулся Гай и порывисто схватил лук. – Нам это не впервой. Мы их всех перестреляем, как тех, что приходили в прошлый раз. Славная будет охота! Зайдем сзади и…
– Замолчи! – резко оборвал его Митридат, заметив осуждающий взгляд немногословного Гордия. – Сколько их?
– Много. Похоже, это кардаки, – сказал Гордий.
– Кардаки? – побледнел Паппий. – Они опытные, бывалые воины. Нам с ними не сладить.
– Да, – угрюмо подтвердил Гордий. – Кроме того, на них кольчуги и панцири.
– Бежать, нужно бежать! – подхватился Паппий.
– Куда? – хмуро спросил царевич.
– Куда глаза глядят! – Паппий с лихорадочной поспешностью стал набивать свою вместительную сумку пучками целебных трав – он собирал их в любое свободное от охоты время и теперь нес на длинной палке для более быстрой просушки. – Уйдем в глубь гор, там им нас не сыскать.
– Да, горы большие, места, чтобы спрятаться, там достаточно, – задумчиво сказал Митридат. – Но, видят боги, мне надоело изображать зайца на псовой охоте. Кроме того, кардаки – великолепные следопыты, они нас рано или поздно из-под земли достанут. Нужно драться!
– Господин, – с неожиданным смирением в голосе обратился к царевичу Гордий. – Позволь мне высказать свои соображения.
– Говори, – отрывисто бросил Митридат, с мрачной решимостью пробуя остроту меча.
Царевич слушал Гордия не очень внимательно, но когда тот закончил свой несколько нескладный монолог, глаза Митридата вдруг вспыхнули, и мрачное лицо озарила улыбка.
– Лучше не придумаешь! – воскликнул он и дружелюбно похлопал слугу по плечу. – Гордий, у тебя ум великого стратега. Клянусь Дионисом, придет время, и палудамент полководца я лично возложу на твои плечи.
Он какое-то время молчал, глядя расширившимися глазами куда-то вдаль; затем решительно тряхнул медными волосами и сказал:
– Пошли! И да хранит нас Дионис…
В рощице на взгорье, под сенью вековых кленов, паслись, привязанные длинными чембурами к стволам, лошади кардаков. Их охраняли двое: узколицый перс и низкорослый кривоногий армениец, смахивающий на обезьяну, настолько была густа растительность, покрывающая его с ног до головы. Перс, пребывавший в блаженном состоянии из-за того, что именно на него пал выбор Исавра сторожить коней, дремал в самой густой тени, а туповатый, но подозрительный армениец, не выпуская из рук оружия, ходил кругами, как сторожевой пес, буравя маленькими глубоко посаженными глазками окружающие их заросли.
Гордий пробирался между деревьями с бесшумностью вышедшего на охоту барса. Его целью был перс. Задача оруженосца только с виду казалась легкой: бывалый воин, перс-кардак и во сне был настороже. Он пробуждался от малейшего шороха, и тогда его черные выпуклые глаза загорались злобной настороженностью и обстоятельно осматривали окрестности, а сухая мозолистая правица оглаживала рукоять меча.
Наконец оруженосец подобрался к персу настолько близко, что ему стали видны даже диковинные крылатые чудовища, вычеканенные на пластинах панциря кардака. Гордий снял с плеча аркан, обстоятельно расправил волосяные кольца и застыл, готовый к броску: он ждал сигнала от Митридата, скрадывавшего, как зверя, кривоногого арменийца. Остальные зашли с другой стороны, чтобы прикрыть царевича и его слугу от возможного нападения засевших в засаде наемников.
Свист выпущенной стрелы и короткий всхлип сраженного наповал арменийца были едва слышны, но дремавший перс вскочил на ноги, будто его ткнули шилом. И в этот миг тугая петля опустилась ему на шею и сильный рывок опрокинул кардака на траву. Он попытался закричать, но смазанная медвежьим жиром веревка сдавила горло, и из широко открытого рта наемника вырвался только сдавленный хрип…