Черепаховый суп - читать онлайн книгу. Автор: Руслан Галеев cтр.№ 12

Я мечтал об этом три года.

Я называю это свободой.

Два года я прятался от Буги. Сначала пытался привыкнуть – научиться дышать под водой, видеть в темноте, пить по выходным, работать днем... Так бы оно и случилось. Вот только меня самого бы не стало. Не сразу. Но наверняка.

Меня спасла Марта. Она... как будто возвращала меня самому себе. Своим телом, своей торопливостью. Всем. Когда она была рядом, мне казалось, что я смогу жить так, оставаясь собой. Хотя в глубине души я понимал – это невозможно. Потому что сколько волка ни корми... И все же я лгал себе, уговаривал: «Человек ко всему привыкает». Не верьте. Человек либо срастается с той жизнью, которую ведет, либо нет. Так вот – я срастался. А Марта каждый раз вырывала меня с корнем.

Теперь я снова был самим собой. Я – дорога – моя машина. Это было то, что я называю свободой.

Вообще-то я не из породы клинтиствудов. И не умею скрывать свои чувства. Правда, с годами научился контролировать мимику. И все же... Иногда мне нужно побыть одному, чтоб не следить за своим лицом. В такие дни я выгонял из гаража свой ЗИС и ехал, в зависимости от настроения, либо на Большое кольцо, либо сюда, на «1969».

...Я смог бы обойтись без Эпицентра, денег, экшна, адреналина. Подыхал бы от тоски, как излечившийся джанки, который потом вспоминает о героиновых заплывах как о лучшем, что было в его жизни. И наверное, нашел бы что-нибудь взамен, вроде пятничных драк в банде футбольных тиффози.

Но вот без этого: «Я – дорога – мой ЗИС» я бы скопытился ко всем чертям. Потому что свобода – это возможность быть самим собой.

Похоже, когда Буги со своим лесовозом настигла меня, какая-то часть моей души осталась здесь. Поэтому когда я возвращаюсь на «1969», я ненадолго становлюсь самим собой.

И мне это нравится.

Наверное, предельно эгоистично писать только о себе. Но, по большому счету, я больше ничего не знаю. Даже собственная душа иногда видится мне такими потемками, что попади в ее лабиринты какой-нибудь Гудини, он бы съехал с катушек и остался там навсегда, прикинувшись каким-нибудь рудиментом. Как же я могу писать о ком-то другом, тем более о человечестве в целом, если даже с самим собой не в состоянии разобраться? Несмотря на ту простоту, о которой я только что рассуждал. Я знаю только то, что пропустил через себя, оценил на своей шкуре, чем переболел, перестрадал. Это мои друзья, мои мысли, мои воспоминания. Ну и – мой ЗИС и моя дорога.

Вот вам парадокс на десерт. Люди просты – а понять их сложно. Каждый идет к своему садовнику по-своему. Он и Тезей, и Минотавр. Вроде бы, имея предпосылки и результаты, просчитать человека – проще пареной репы. На деле все не так. Есть, конечно, какие-то общечеловеческие законы, социальные алгоритмы, прочая умная чушь, характерная для разумных прямоходящих. Но я не обладаю ни достаточным багажом знаний, ни тонкими аналитическими способностями, чтобы брать на себя право рассуждать о подобных материях.

Полковник – великого ума человечище, в одну из наших первых встреч сказал: «Чем больше я знаю о человечестве, тем меньше понимаю человека. И наоборот. Очевидные факты говорят меньше, чем парадоксы, домыслы и мифы. Иногда мне кажется, что наука – это свод незнания о человеке».

Я знаю значительно меньше. Поэтому пишу о себе. Я – это то немногое, что мне известно о человечестве.

Сабж блаженно похрапывал, съежившись на переднем сиденье.

Я решил не останавливаться «У Донахью» и в «Келье пьяного монаха» и почти четыре часа подряд гнал ЗИС по «1969», прокрутив диск с коллекцией альбомов «Stray Cats». Правда, каждый раз отматывал назад, когда начинались свинговые альбомы сетзеровского оркестра. Обидно было слышать, как этот великий рокабильщик и посредственный свинговый гитарист перепел свой же «Stray Cat Strut». Хуже кавера на эту вещь я не слышал.

Ветер усилился, и по небу снова побежали дождевые облака. Еще не тучи, но ясно было, что польет неминуемо. Я поднял стекла на дверях, потом, подумав, снова опустил свое и закурил.

– Время пить кофе, – пробормотал Сабж, проснувшись, и вытащил пачку из моего кармана. Не уверен, что при этом он открыл глаза. – Макс, брат мой во пути, – прикурив, сказал он, – мстится мне, что мы идем со значительным опережением срока. Так ли сие, коллега?

Я усмехнулся и кивнул. Мы действительно на пару часов опережали график. А светиться на месте сбора заранее не принято. Я подумывал завернуть в какой-нибудь пригородный дорожный бар и скоротать время там.

– А давайте-ка, батенька, проедем через заповедник, – предложил Сабж. – Пара часов в бизоньей Вальхалле пойдут на пользу нашим измотанным нервам. Что может быть лучше, чем естественная среда и березовый сок! – Он вдруг подался ко мне всем своим хилым телом и проникновенно затараторил: – Скажите, коллега, признайтесь честно, не кривя душой: доводилось ли вам пить березовый сок, коим славится хозяйка заповедника, супруга преподобного отца Михаила?

Я покачал головой. Пить местный березовый сок мне не приходилось. Я вообще не помню, когда в последний раз его пил.

– Как же так! – воскликнул Сабж. – Немедленно, сразу по возвращении из трипа пересмотрите классику современного кинематографа! Вы узнаете, что тех, кто при жизни не видел моря, на небе называют исключительно лохами. Так вот, коллега, не отведать местного березового сока – это хуже, чем не увидеть моря. Это непростительно.

На самом деле теперь я благодарен Сабжу за эту клоунаду. Было бы обидно встретить конец света, не испив березового сока из заповедника. А в тот момент я подумал, что Сабж предлагает не такой уж плохой способ убить два с лишним часа. И свернул под указатель «Бизоний угол. Заповедник».

* * *

Пытаясь спастись от пустоты жизни в Самерсене, кроме алкоголя я использовал и другие способы, например, периодически совершал налет на местную книжную лавку. Это убогое заведеньице никогда не пустовало – оно пользовалось популярностью у домохозяек Самерсена, которые проводили редкие часы досуга если не у телеэкрана, пережевывая сопли очередной «мыльной оперы», то за чтением женских романов. Понятно, каким товаром была забита единственная самерсенская книжная лавка. И тем не менее после долгих раскопок мне порой удавалось отыскать в самых пыльных углах кое-какое достойное чтиво. К примеру, «Порою нестерпимо хочется» Кена Кизи. Вероятно, хозяина лавки надули, подсунув эту вещь как порнографический роман. Когда я оплачивал покупку, он понимающе улыбался. Если бы он подмигнул, я бы сломал ему челюсть. На правах постоянного покупателя. Но он только улыбался.

Там я нашел и трехтомник Питтсбургского института «История колониальных войн». И хотя никогда не увлекался научно-популярной литературой, «на безрыбье и сам раком встанешь», как любит говаривать мой приятель клошар Фрэнки.

Издание оказалось на редкость занудным, так что я пропускал целые главы, а к третьему тому вообще не притронулся. Но кое-что занятное там все-таки было – например, информация об освоении тогда еще Дикого Запада белыми, которые, не ограничившись истреблением и принудительной ассимиляцией местных племен, взялись за животных, которые аборигенов кормили. Белый человек подошел к делу со всей ответственностью, целеустремленностью и смекалкой, и от сотен тысяч голов североамериканских бизонов вскоре (временные рамки до смешного ничтожны) – осталось менее трехсот (sic!). Каковы масштабы! Невольно вспоминаются слова Полковника: «Многие поступки человека заслуживают уважения и восхищения. При этом поступки человечества в целом нередко просто омерзительны».