И явилось новое солнце - читать онлайн книгу. Автор: Джин Вулф cтр.№ 76

Это заставило меня задуматься о своем конкретном местонахождении – в пределах угодий Обители Абсолюта, а также поразмыслить, кто именно, если не Отец Инир, воздвиг мне сей монумент. Я закрыл глаза, позволив воспоминаниям течь своим чередом, и, к своему удивлению, обнаружил ту маленькую сцену, которую мы с Доркас и Балдандерсом сколотили для доктора Талоса. Это было то самое место, и мой нелепый памятник стоял именно там, где однажды я старательно притворялся, что принял великана Нода за статую. Вспомнив это, я бросил взгляд на статую, которую первым делом увидел, шагнув обратно в Брию, и распознал в ней, как и следовало ожидать, одно из тех безобидных полуживых существ. Сейчас оно медленно двигалось ко мне, и на губах его играла древняя улыбка.

Один вздох я любовался игрой моего собственного света на его бледных чертах, но тут почувствовал, что будто свет дня тронул склоны Горы Тифон всего две или три стражи назад, и жизненная сила, которую я ощутил, отбила у меня охоту разглядывать статуи или искать отдыха в какой-нибудь из уединенных беседок, разбросанных по садам. Неподалеку от меня, там, где недавно стоял олень, через потайную дверцу открывался вход во Вторую Обитель. Я подбежал к нему, тихо произнес нужное слово и проник внутрь.

Как чудно и как приятно было снова пройтись по этим тесным коридорам! Их удушливые переходы и узенькие лестницы вызывали воспоминания о тысячах проказ и мимолетных свиданий – травлю белых волков, бичевание заключенных в вестибюле, встречи с Орингой.

Если бы все обернулось так, как задумывал Отец Инир, и эти извилистые переходы и тесные комнатушки были бы известны лишь ему и правящему Автарху, они навевали бы такую же скуку, как любое подземелье, и, во всяком случае, утратили бы немалую долю своего очарования. Но Автархи открывали их для своих любовниц, а любовницы – своим кавалерам, и вскоре прекрасными весенними вечерами здесь разом закручивалась добрая дюжина, а то и сотня первостатейных интрижек. Провинциальный чиновник, принесший в Обитель Абсолюта свои грезы о приключениях и романах, редко догадывался, что те, быть может, именно сейчас разворачиваются всего в каком-то эле от его подушки. Занимая себя подобными мыслями, я прошел, вероятно, с пол-лиги, время от времени останавливаясь, чтобы заглянуть в общие залы или частные покои через специальные глазки, как вдруг споткнулся о труп наемного убийцы.

Он лежал на спине, провалявшись так, без сомнения, не меньше года; иссохшаяся плоть его лица уже начала отслаиваться от черепа, и покойник ухмылялся, словно решив под конец, что смерть – всего лишь удачная шутка. Пальцы разомкнулись вокруг рукояти батардо с отравленным лезвием, и орудие убийства лежало поперек безвольной ладони. Я нагнулся, чтобы осмотреть его, и прикинул, не оцарапался ли он, случаем, сам; куда более невероятные вещи случались во Второй Обители. Нет, подумал я, скорее убийца поменялся местами со своей потенциальной жертвой – попал в засаду, выданный сообщником, или какая-нибудь рана свалила его, прежде чем он достиг безопасного места. Мгновение я колебался, не взять ли его батардо вместо ножа, которого я лишился столько тысячелетий назад, но мне претила сама мысль носить отравленное оружие.

Мимо моего лица прожужжала муха.

Я отмахнулся от назойливой твари и с удивлением увидел, как она зарылась в сухую плоть, а за ней – множество ее товарок.

Я отступил на шаг назад, и, прежде чем успел отвернуться, все омерзительные стадии разложения прошли передо мной в обратном порядке, как мальчишки в приюте выталкивают вперед самого младшего: ссохшаяся плоть раздулась, вскишела червями, потом окрасилась в трупно-синий цвет и наконец приобрела почти живые оттенки и вид; бессильная прежде рука точно тиски сжала проржавевшую стальную рукоять батардо.

Вспоминая Заму, я приготовился бежать, когда мертвец сядет, или, вырвав у него оружие, убить его заново. Быть может, эти два взаимоисключающих импульса и погасили друг друга; я не сделал ни того, ни другого, а так и остался на месте, наблюдая за происходящим.

Он медленно поднялся и уставился на меня пустыми глазами. Я сказал:

– Убери-ка ты эту штуку, пока не поранил кого-нибудь.

Обычно такого рода оружие вкладывается в ножны вместе с мечом; у него же на поясе висел специальный футляр, и он последовал моему совету.

– Ты немного растерян, – сказал я ему. – Будет лучше, если ты останешься здесь, пока не придешь в себя окончательно. Не ходи за мной.

Он ничего не ответил, да я и не ждал ответа. Я проскользнул мимо него и пошел дальше так быстро, как только мог. Отойдя шагов на пятьдесят, я услышал его неверную поступь; тогда я побежал, стараясь производить по возможности меньше шума и то и дело меняя направление.

Сколько времени это продолжалось, я не могу сказать. Моя звезда еще по-прежнему восходила, и мне казалось, что я способен обежать вокруг всего Урса и не выбиться из сил. Я стремглав проносился мимо множества странных дверей и не открыл ни одной из них, будучи уверен, что любая так или иначе выведет меня из Второй Обители в Обитель Абсолюта. Наконец я оказался перед проемом, не закрытым дверью; сквозняк донес до меня звук женского плача, я остановился и шагнул через порог.

Я оказался в лоджии с арками на три стороны. Всхлипы женщины слышались откуда-то слева; я подошел к левой арке и выглянул наружу. Из нее открывался вид на ту просторную и продуваемую сквозняками галерею, что мы называли Воздушной Тропой. Сама лоджия была одной из тех деталей интерьера, которые, имея декоративную внешность, на самом деле служат нуждам Второй Обители.

Тени на мраморном полу далеко внизу намекали на то, что женщину кольцом окружает дюжина едва различимых преторианцев, один из которых держит ее под руку. Сначала я не видел ее глаз, опущенных к полу и скрытых черными, с блестящим отливом локонами.

Потом (не знаю уж, по какой причине) она подняла взгляд вверх, прямо на меня. Ее прекрасное лицо было того цвета, который принято называть оливковым, и формой ровного овала также напоминало оливку. В нем имелось нечто такое, отчего мое сердце рвалось на части, и, хотя оно было мне незнакомо, я снова испытал ощущение повтора. Я чувствовал, что в какой-то затерянной жизни я уже стоял там, где стою, и в той жизни я смотрел на нее сверху вниз, как смотрю теперь.

Вскоре женщина и тени преторианцев почти скрылись из виду. Я переходил от одной арки к другой, удерживая их в поле зрения, а она все смотрела на меня, пока наконец последний мой взгляд не запечатлел ее обернувшейся через плечо, прикрытое бледной тканью платья.

С первого до последнего взгляда она была одинаково хороша и неизвестна. Ее красота сама по себе являлась достаточной причиной для внимания, проявленного любым мужчиной; но почему она смотрела на меня? Если я вообще верно прочитал выражение ее лица, то в нем смешались надежда и страх, а быть может, и ее посетило ощущение, что эта драма разыгрывается не впервые.

Сотню раз я прокручивал в памяти свои бегства и переделки во Второй Обители – и Теклой, и Северьяном и Теклой в одном лице, и Старым Автархом. Я не мог восстановить нужного момента – и все же он был; и тогда на ходу я начал рыться в тех сумеречных жизнях, что лежат за последней, в воспоминаниях, о которых я, наверное, и не заикался в этой повести, чем глубже, тем более смутных и странных, тянущихся, быть может, к Имару или еще дальше, в Легендарный Век.