– Черт здоровый, чего наделал! – чуть не плача, закричал на Алексея один из агентов, но его тут же одернули свои:
– Заткнись, Мишка, все было по-честному, Петр Осипович его тоже не жалел.
Через три минуты начальник летучего отряда пришел в себя. Подняться самостоятельно у него не получилось; Алексей помог ему, но Петра Осиповича изрядно мотало. Тогда Лыков поднял огромное тело под мышки, как ребенка, и принес к столу, усадив Мукосеева на табурет.
Еще несколько минут тот приходил в себя, потом слабость прошла. Коллежский советник протянул Лыкову бугристую ладонь:
– Здорово у вас вышло, Алексей Николаевич; с семьдесят третьего года я так не получал, уже и разучился падать-то... Ну, умываемся и идем к начальству.
Вскоре, зачистив кровь и причесавшись, они без доклада зашли в кабинет Косаговского. Вид у обоих был своеобразный, вся приемная любовалась: Лыков с разбитой губой и подбитым глазом, но с орденами на окровавленном мундире и при шпаге, у Мукосеева нос как помидор.
Косаговский оказался стареющим осанистым мужчиной с седыми усами и редеющими, седыми же волосами, с Владимиром 2 степени на вицмундире. Он сочувственно посмотрел на начальника летучего отряда:
– Эк он тебя, Петр Осипович! С Тунгусом перепутал?
От окна послышался смешок. Алексей полуобернулся и увидел еще одного, не менее осанистого человека лет пятидесяти, с огромными бакенбардами и с умными карими глазами на бледном лице. Он вытянулся в «полный фрунт»:
– Ваше превосходительство Иван Дмитриевич! Имею лестное поручение от своего начальника, статского советника Благово, передать вам уверения в его безусловном уважении!
Путилин (а это был он), поняв, что узнан, польщенно улыбнулся и сказал мягким голосом, с заметным малоросским акцентом:
– Спасибо, холубчик, передайте и вы мои наилучшие пожелания Павлу Афанасьевичу. Учитель у вас хороший.
Мукосеев поздоровался с обоими сановниками за руку и уселся на стул слева от косаговского стола; Лыков остался стоять посреди кабинета.
– Что скажешь, Петр Осипович? – осведомился директор департамента.
– Выдающихся способностей, Павел Павлович. Мои ребята его не взяли.
– Все вчетвером?
– Ну, в сшибке, да с использованием специальных средств, конечно, завалили бы, но без них не получилось. Меня он тоже прошел.
– Но не сразу, – сказал Косаговский, разглядывая лыковские синяки.
– Не сразу, но прошел. В боевом отношении господин Лыков уже сейчас меня превосходит...
Косаговский удивленно вскинул седую голову, но начальник отряда нетерпеливо махнул рукой:
– ...Вполне превосходит, а в оперативном – догонит через год. Словом, мои аттестации самые высокие. Для задач, о которых вы ему сейчас расскажете, он подходит как никто другой. Надо брать обеими руками.
– Так, понятно... Алексей Николаевич, желаете ли вы продолжить вашу службу непосредственно при министерстве, в составе летучего отряда силового задержания? Полуторное жалованье, казенная квартира в столице, есть и еще льготы. Обязанности ответственные и рискованные, как раз по вашему характеру.
– Вынужден отказаться, ваше превосходительство. Мое желание – остаться в Нижнем Новгороде и служить под началом Павла Афанасьевича Благово.
Трое чиновников переглянулись. Косаговский холодно осведомился:
– Вы знаете, сколько достойных полицейских чинов мечтает получить то предложение, от которого вы отказываетесь? Поясните ваше решение.
– Я хочу стать настоящим сыскным специалистом, к чему имею сильное стремление и в чем вижу, если угодно, свое предназначение. Лучшего учителя в месте моей настоящей службы, чем Павел Афанасьевич, мне не найти; уезжать из города, где родился и вырос, я не предполагаю. А в отряде мне некуда расти и невозможно развивать именно сыскные навыки... Прошу ваше превосходительство с пониманием отнестись к моим словам.
Косаговский покосился на Путилина, тот кивнул головой. Директор нажал кнопку звонка на столе, тут же вошел секретарь.
– Меня нет ни для кого, – со значением указал тайный советник.
Секретарь поклонился и вышел так же молча, как и вошел.
Косаговский кивнул на стул:
– Садитесь, Алексей Николаевич, у нас будет длинный разговор.
Лыков почтительно сел. Путилин от окна и Мукосеев от стола придвинулись к нему, будто окружали с флангов. Директор департамента поднял глаза на Алексея, и тот увидел перед собой пожилого, усталого и очень угнетенного чем-то человека.
– Государь в опасности.
Лыков выпрямил спину, кулаки его самопроизвольно сжались, он слушал с напряженным вниманием.
– Двадцать шестого августа прошлого года Исполнительный комитет террористической партии «Народная воля» вынес Его Величеству смертный приговор. С тех пор на него идет настоящая охота. Прочие, ранее бывшие покушения – Каракозова, Соловьева – были делом одиночек, теперь за это взялась целая организация. И организация могущественная, которая постоянно переигрывает службы, отвечающие за безопасность государя. Пока его спасает Божье провидение, но это не может длиться вечно. Беда уже стоит на пороге!
Косаговский опустил голову, борясь с волнением, помолчал, потом продолжил уже более спокойно:
– Осенью семьдесят девятого Исполнительный комитет послал сразу три группы на подрыв царского поезда при его возвращении из Крыма. Первая группа совершила подкоп под Александровском Лозово-Севастопольской железной дороги, заложила туда мину, и только неправильное соединение неопытным террористом электродов помогло избежать трагедии.
Вторая группа провела своего агента путевым обходчиком на Юго-Западную дорогу и также сделала подкоп на одиннадцатой версте от Одессы. Поезд с государем проследовал по другой дороге...
Третья группа подготовила взрыв под самой Москвой, и он-то и удался 19 ноября. Но опять вмешалось провидение: террористы почему-то пропустили первый состав, в котором находился император, и подорвали второй, везший придворную прислугу.
Не сумев убить помазанника на пути в столицу, эти выродки русского народа решили взорвать его в собственном доме. И снова это им почти удалось! Террорист проник в самый Зимний дворец, устроившись туда на работу краснодеревщиком, натаскал спокойно, мимо всей охраны, почти три пуда динамиту и 5 февраля этого года произвел взрыв. Чудовищность замысла поражает: планировалось взорвать царскую столовую в тот момент, когда в ней по случаю приезда князя Баттенбергского, брата императрицы, должно было собраться все августейшее семейство. Включая маленьких детей цесаревича... Злодей без колебаний готов был погубить весь царствующий дом, в том числе и невинных детей!
Взрыв случился несколько ранее, чем император вошел в столовую, и к тому же был недостаточно силен, но под помещением столовой погибли 8 и были покалечены 45 чинов караула Финляндского полка. Бомбист спокойно отправил на тот свет много случайных людей, и после этого находятся безумцы, одобряющие его «героизм» и заявляющие, что история его возвысит!