— Вы, кажется, хотели меня видеть, — сказал он, подходя к «воксхоллу».
— Уж поверьте, инспектор Ребус — видеть вас мне хотелось бы меньше всего.
Водитель не был ни низким, ни высоким, ни худым, ни полным, волосы у него были русыми, глаза — то ли карими, то ли зеленоватыми, а лицо — абсолютно заурядным и ничем не примечательным. Такие лица никогда не привлекают внимания, а если привлекают, то сразу же забываются. Для человека, ведущего наружное наблюдение, это была просто идеальная внешность.
— Вы, вероятно, из уголовного розыска, — предположил Ребус. — Впрочем, я вас не знаю, следовательно, вы не из Эдинбурга.
Стрелка на счетчике топлива добралась до тридцати литров, и водитель отпустил рычаг заправочного «пистолета». Удовлетворенно поглядев на счетчик, он убрал «пистолет» в гнездо держателя, завинтил крышку бака, тщательно вытер руки носовым платком и только после этого повернулся к стоящему перед ним Ребусу.
— Вы — инспектор Ребус, работаете в участке на Гейфилд-сквер, подразделение Б полиции Эдинбурга, отдел уголовных расследований, — проговорил он ровным голосом.
— Это я должен записать, — сказал Ребус. — Иначе я все забуду…
И он сделал вид, будто достает из заднего кармана блокнот.
— У вас проблемы с субординацией, — продолжал водитель. — Именно по этой причине ваше начальство чертовски радо, что через считаные дни вы уходите на пенсию. Еще немного — и они начнут украшать штаб-квартиру на Фетис-авеню флагами и электрическими гирляндами.
— Похоже, вам известно обо мне все, что только можно, — сказал Ребус. — В то время как я знаю о вас лишь то, что вы разъезжаете на крутой тачке того самого типа, который обычно предпочитают полицейские, расследующие деятельность других полицейских.
— Вы считаете, мы из отдела внутренних расследований?
— Может быть и нет, но вы, похоже, знаете, что за люди там работают.
— Знаю, — кивнул водитель. — Я сам пару раз побывал у них на крючке. Легавый, которым ни разу не заинтересовался ОВР, — плохой легавый.
— Значит, я — хороший легавый, — заключил Ребус.
— Я знаю, — тихо сказал водитель. — А теперь забирайтесь-ка внутрь, и давайте поговорим серьезно.
— Но моя машина…
Ребус обернулся и увидел, что толстяк с детским лицом ухитрился каким-то образом втиснуться в салон «сааба» и включить зажигание.
— Не беспокойтесь, — сказал водитель с неприметным лицом. — Энди разбирается в машинах…
С этими словами он вернулся за руль «воксхолла». Ребус обошел машину спереди и сел на переднее пассажирское сиденье. После Энди на подушках осталась внушительная вмятина.
Захлопнув дверцу, Ребус бегло оглядел салон в поисках подсказки, которая помогла бы ему выяснить, кто перед ним.
— Мне нравится ход ваших мыслей, — вскользь заметил водитель, — но, когда работаешь под прикрытием, стараешься ничем себя не выдать.
— Наверное, я — никудышный шпик, — вздохнул Ребус. — Вон как вы легко меня засекли…
— Никудышный, — подтвердил водитель.
— Зато у вашего приятеля Энди просто на лбу написано, что он — полицейский.
— Некоторые считают, что он похож на вышибалу.
— Большинство вышибал выглядят чуточку интеллигентнее.
Водитель продемонстрировал Ребусу зажатый в кулаке мобильный телефон.
— Хотите, чтобы я передал ему эти слова, пока он сидит за рулем вашей машины?
— Может быть, позже, — сказал Ребус. — И все-таки откуда вы?..
— Из НОПа, — ответил незнакомец, что означало — из Шотландского агентства по борьбе с наркотиками и организованной преступностью. — Инспектор Стоун.
— А Энди?
— Сержант Проссер.
— Чем могу быть полезен, инспектор Стоун?
— Для начала можете называть меня просто Калум. Надеюсь, вы не против, если и я, в свою очередь, стану называть вас Джон?
— Этак запросто, по-дружески, да, Калум?..
— Попробовать-то можно, а там поглядим.
«Сааб» тем временем включил сигнал, собираясь сворачивать с главной дороги. Вскоре обе машины выехали на стоянку казино неподалеку от морского терминала. Там Стоун остановился бок о бок с «саабом» и выключил двигатель.
— Энди, я вижу, неплохо знает эти места.
— Только как футбольный болельщик. Он ездит в Эдинбург каждый раз, когда его любимый «Данфермлин» играет с «Сердцами» или «Гибернийцами».
— Недолго ему осталось ездить. «Данфермлин» вот-вот вылетит.
— Для него это больное место, — предупредил Стоун.
— Буду иметь в виду, — пообещал Ребус.
Стоун повернулся так, чтобы лучше видеть лицо Ребуса.
— Буду с тобой предельно откровенен, поскольку любой другой подход, похоже, бесполезен. Ты только когти выпускаешь… — Он немного помолчал. — Скажи, почему ты так интересуешься Кафферти и русским?
— Они связаны с делом, над которым я работаю.
— С убийством Федорова?
Ребус кивнул:
— Последнюю рюмку, которую русский поэт выпил в своей жизни, поднес ему не кто иной, как Кафферти. А Андропов при этом фактически присутствовал.
— И ты считаешь, что эти двое о чем-то сговорились?
— Уверен. Только раньше я не знал о чем.
— А теперь знаешь?
— Сдается мне, что Андропов намерен приобрести изрядный кусок Эдинбурга, — пояснил Ребус. — И Кафферти готов ему в этом помочь.
— Что ж, это не исключено.
Стоун кивнул, а Ребус поглядел в окно на свою машину. На стоянке было довольно темно, но ему все равно показалось, что Проссер пинает ногой закапризничавшую колонку.
— Мне что-то не верится, что тебя послали выслеживать Кафферти в одиночку, — сказал он. — Неужели в вашем отделе настолько не хватает людей?
— Не всем нравится работать по ночам.
— Мне можешь об этом не рассказывать. Когда время от времени я все же появляюсь дома, у моей жены делается такое лицо, будто в платяном шкафу у нее сидит пара мужиков.
— Я не вижу у тебя обручального кольца. Ты его не носишь?
— Нет, не ношу. Зато я знаю, что ты, Джон, разведен и у тебя взрослая дочь.
— Можно подумать, на самом деле вас интересую я, а не Андропов.
— На Андропова мне плевать. По нашим данным, московские власти находятся на волосок от того, чтобы обвинить его во всех смертных грехах: взяточничестве, мошенничестве, финансовых махинациях…
— Ему, похоже, тоже наплевать. Чувствует он себя, во всяком случае, довольно свободно. Может быть, это потому, что он задумал поменять место жительства?