— Но тут возникает проблема, — сказал Ребус, зажимая рукой диктофон, — потому что по-честному я вести дебаты не умею.
И выплюнув эти слова, он осклабился, обнажив перед Холли два ряда зубов. Репортер нажал кнопку, останавливая запись:
— Приятно узнать, с кем имеешь дело.
— Не лезьте к родственникам, Холли. Я говорю серьезно.
— Как это ни прискорбно, я вам верю. Приятных сновидений, инспектор. — Слегка поклонившись Шивон, он удалился.
— Подонок! — прошипел Ребус.
— Я бы не стала волноваться по этому поводу, — попыталась успокоить его Шивон. — Все равно газету его читает дай бог четверть жителей города.
Она опять влезла в машину, включила зажигание и задом выехала с парковки. Помахав Ребусу, она исчезла из виду. Исчез за углом и Холли, направившись к Марчмонт-роуд. Ребус взбежал по лестнице. Войдя в квартиру, взял ключи от машины, надел перчатки. Выходя, на два оборота запер дверь.
Улицы были пустынны. Ни следа Стива Холли. Да и не он был ему нужен. Ребус сел в свой «сааб» и попытался, ухватив руль, повернуть его вправо и влево. И решил, что справится. Он двинулся по Марчмонт-роуд и дальше, к Мелвилл-драйв по направлению к Трону Артура. Музыку он не включил, вместо этого прокручивая в голове все, что произошло, перебирая в памяти разговоры и впечатления.
Айрин Лессер: Вам, наверное, самому нужна помощь. То есть консультация… Тридцать лет таскать на себе такой тяжелый груз…
Шивон, цитирующая книжку.
Кейт: Дурные люди делают…
Боэций: Хорошие люди страдают…
Дурным человеком он себя не считал, но и как о хорошем о себе не думал.
«Я человек» — название старого блюза.
Роберт Найлс оставил службу в ОЛП, но душой все еще был там. Ли Хердман также все еще тащил этот груз. Ребус подозревал, что, пойми он Хердмана, поймет получше и себя.
На Истер-роуд было тихо. Бары еще работали. Перед дешевой закусочной стала выстраиваться очередь. Ребус направлялся в полицейский участок Лейта. Ехал он легко, боль в руках была терпимой. Кожа словно натянулась, как бывает после солнечного ожога. Метрах в пятидесяти от входа в участок у тротуара было свободное место, и он решил занять его. Вылез, запер машину. На противоположной стороне улицы толпились журналисты с камерами. Возможно, использовали здание участка как фон для выступающего. Потом Ребус увидел, кто был этот выступающий, — Джек Белл. Белл повернул голову и узнал Ребуса. Указав на него, он продолжал выступление. Ребус поймал слова: «В то время как офицеры уголовного розыска, как вот этот, что маячит сейчас за моей спиной, постоянно преследуя меня, умывают руки, будучи не в силах выдвинуть хоть сколько-нибудь пригодных версий…».
— Стоп, — сказал режиссер. — Простите, Джек, — и он кивнул в сторону Ребуса, который, перейдя улицу, стоял теперь непосредственно за Беллом.
— Что здесь происходит? — спросил Ребус.
— Мы делаем передачу о насилии в обществе, — отрывисто отвечал Белл, раздосадованный тем, что его прервали.
— А я думал, снимают учебный фильм, — лениво протянул Ребус.
— В каком смысле?
— Нечто вроде инструктажа, как знакомиться с уличными проститутками. Правда, сейчас большинство этих девиц немного подальше стоят. — И Ребус кивнул в направлении Саламандер-стрит.
— Что вы себе позволяете! — зашелся от ярости член шотландского парламента. — Он повернулся к режиссеру: — Весьма характерно для обсуждаемой проблемы: полиция самоустранилась, превратившись в скопище мелких и мстительных ничтожеств.
— Чем уж, конечно, так отличается от вас, — парировал Ребус. Он только сейчас заметил в руках у Белла фотографию. Белл поднял ее повыше:
— Томас Гамильтон! — произнес он. — Никто не считал его чем-то исключительным. А оказался он воплощением зла, явившись в школу в Данблейне.
— Ну и как полиция могла бы это предотвратить? — спросил, скрестив руки, Ребус.
Не дав Беллу времени ответить, режиссер обратился с вопросом к Ребусу:
— А дома у Хердмана нашли какие-нибудь видео или журналы? Фильмы со сценами насилия?
— Признаков, что он увлекался подобными вещами, не обнаружено. Ну а если бы и нашли, что из того?
Режиссер лишь пожал плечами, поняв, что не получит от Ребуса желаемого.
— Может быть, Джек, мы сейчас снимем вашу маленькую беседу с… простите, я не расслышал вашей фамилии… — с улыбкой обратился он к Ребусу.
— Фамилия моя На хуй, — с ответной улыбкой отвечал Ребус.
Он перешел обратно на противоположный тротуар и толкнул дверь полицейского участка.
— Вы мерзавец! — выкрикнул вслед ему Джек Белл. — Мерзавец, и больше ничего! Не думайте, что я оставлю это без последствий!
— Опять за дружеской беседой? — осведомился дежурный.
— Кажется, это уже входит для меня в привычку, — ответил Ребус и поднялся по лестнице в Отдел уголовного розыска. По делу Хердмана можно было получить сверхурочные, почему в отделе в столь поздний час еще находились люди. Они печатали на компьютерах рапорты или просто распивали чаи, обмениваясь сплетнями. Ребус приметил констебля Марка Петтифера и направился к нему.
— Мне кое-что нужно, Марк, — сказал он.
— Что именно, Джон?
— Одолжи мне ноутбук.
Петтифер улыбнулся:
— А я думал, ваше поколение предпочитает бумагу и авторучку.
— С одним условием, — добавил Ребус, пропуская мимо ушей последнюю фразу. — Он должен иметь выход в Интернет.
— Думаю, я смогу тебе это устроить.
— Ну, а пока устраиваешь… — Ребус поближе наклонился к нему и понизил голос: — Помнишь, как был задержан Джек Белл за то, что снимал девочек? Это ведь твои ребята этим занимались?
Петтифер медленно кивнул:
— Я не думаю, что сохранились протоколы.
— И я не думаю. Ведь дело до суда так и не дошло, верно?
Ребус задумался:
— Ну а что насчет ребят, задержавших его машину? Могу я переговорить с кем-нибудь из них?
— А зачем тебе это?
— Ну, будем считать меня просто любопытствующим, — отвечал Ребус.
Однако выяснилось, что молодой констебль, занимавшийся в свое время этим делом, теперь был переведен на Торфихен-стрит. В конце концов Ребус раздобыл номер его мобильника. Звали парня Гарри Чеймберс.
— Простите, что беспокою, — сказал Ребус, представившись.
— Ничуть не беспокоите. Я возвращаюсь домой с попойки.
— Надеюсь, с толком провели время?
— Резались в пул. Я вышел в полуфинал.
— Молодец. Я звоню по поводу Джека Белла.