— Вот они какие, наши подростки! — единственное, что произнес отец.
Книги Поппи Э. Брайт и Энн Райc. Еще одна с заглавием «Ворота Януса», по всей вероятности, написанная Убийцей мавров Иэном Брэди. Множество дисков — из тех, что пооглушительнее. Простыни на узкой кровати черного цвета, того же цвета и покрывало. Стены выкрашены в кроваво-красный цвет, потолок разделен на четыре квадрата — два черных и два красных. Шивон остановилась возле компьютерного стола. Компьютер выглядел круто: плоский монитор, DVD с жестким диском, веб-камера, сканер.
— Наверное, в черном цвете их не производят, — задумчиво сказала Шивон.
— Иначе у Тири он был бы черным, — согласился Коттер.
— В моей юности, — сказал Ребус, — о готах мы знали только из названия пабов.
Коттер засмеялся:
— Ну да — Готенберги. Популярные пабы были, не правда ли?
Ребус кивнул:
— Если только она не прячется под кроватью, значит, здесь ее нет. Не можете подсказать, где бы нам ее поискать?
— Я могу попробовать позвонить ей по мобильнику.
— А это, случайно, не он? — спросила Шивон, беря в руки маленький глянцево-черный мобильник.
— Да, он, — подтвердил Коттер.
— Подростки обычно не оставляют свои мобильники дома, — раздумчиво произнесла Шивон.
— Да, но… Возможно, мама Тири… — Он передернул плечами, словно вдруг ощутив неловкость.
— Возможно, мама Тири что? — осторожно осведомился Ребус.
— Любит проверять расходы Тири? Вы это имели в виду? — догадалась Шивон.
Коттер кивнул. Он явно чувствовал облегчение оттого, что она взяла на себя труд сформулировать то, что надо было сказать.
— Тири придет попозже, — сказал он. — Если вы не торопитесь.
— Мы бы хотели поскорее покончить с этим делом, мистер Коттер, — пояснил Ребус.
— Ну что ж…
— Время — деньги и все такое прочее, с чем, вероятно, согласитесь и вы.
Коттер кивнул:
— Вы можете попробовать поискать ее на Кокберн-стрит. Там нередко собираются ее приятели.
Ребус взглянул на Шивон.
— Вы должны были бы и сами догадаться, — сказал он, и губы Шивон дернулись в знак согласия. Кокберн-стрит — извилистый проулок между Королевской Милей и вокзалом Уэверли — всегда пользовалась сомнительной репутацией. Несколько десятков лет назад Кокберн-стрит была прибежищем хиппи и всевозможных отщепенцев. Здесь шла торговля сетчатыми рубашками, галстуками и бумагой для самокруток. Ребус некогда облюбовал здесь себе лавочку, торговавшую подержанными дисками. Он захаживал туда, не очень заботясь о костюме. В наши дни улицу монополизировали представители альтернативной культуры. В общем, подходящая улица для имеющих склонность к ужасам или наркотикам.
Идя по коридору к выходу, Ребус заметил на одной из дверей белую фаянсовую табличку: «Комната Стюарта». Он приостановился перед этой дверью.
— Ваш сын?
Коттер медленно кивнул:
— Шарлотта… моя жена… хочет, чтобы все оставалось как прежде, до катастрофы.
— В этом нет ничего странного, сэр, — сказала Шивон, почувствовав замешательство Коттера.
— Да, наверно.
— Скажите, — спросил Ребус, — «готский период» у Тири начался до или после гибели брата?
Коттер взглянул на него:
— Вскоре после нее.
— Они были близки с братом? — спросил Ребус.
— Думаю, да… Но я не понимаю, какое отношение это имеет…
Ребус пожал плечами:
— Простое любопытство, и ничего более. Простите. Издержки профессии.
Коттера, по-видимому, устроило подобное объяснение. Он повел их вниз по лестнице.
— Я покупаю там диски, — сказала Шивон.
Они опять были в машине и ехали на Кокберн-стрит.
— Аналогично, — сказал Ребус.
При этом он часто видел здесь готов, развалившихся на тротуаре и на ступеньках старого здания «Скотсмена», угощавших друг друга сигареткой или торговавших последними хитами любимых групп. Они заполоняли улицу, когда кончались занятия в школах, возможно, едва успевая сменить школьную форму на традиционный черный прикид. Косметика и украшения, помогавшие одновременно и выделиться, и быть «как все». Но дело осложнялось тем, что в наши дни шокировать публику стало труднее. В свое время для этого достаточно было носить длинные волосы. Потом появились пижоны и их пакостное порождение — панки. Ребусу запомнилась одна суббота, когда он отправился за дисками. Поднимаясь по извилистому склону Кокберн-стрит, он увидел там первых панков: разболтанные фигуры с перьями на голове, ухмылки, позвякивание цепями. Вид их совершенно возмутил шедшую вслед за Ребусом пожилую женщину, процедившую: «Неужели не можете ходить как люди?» — замечание, вероятно, доставившее панкам немалое удовольствие.
— Можно припарковаться и подняться пешком, — предложила Шивон, когда они подъехали к Кокберн-стрит.
— Лучше бы припарковаться наверху, а там спуститься, — возразил Ребус.
Им повезло: при их приближении как раз освободилось место, и они смогли припарковаться прямо на Кокберн-стрит в непосредственной близости от группы готов.
— Удача! — воскликнул Ребус, углядев мисс Тири, оживленно беседовавшую с двумя приятелями.
— Сначала еще надо выбраться отсюда, — сказала Шивон. Ребус понял, в чем была загвоздка: на обочине стояли мешки с мусором, ожидавшие отправки; они загораживали дверцу водителя. Ребус вылез и подержал дверцу так, чтобы Шивон смогла кое-как пролезть на тротуар. Раздалось топанье бегущих, и Ребус заметил, что один из мешков вдруг исчез. Подняв голову, он увидел пятерых парней, пронесшихся мимо машины. Они были в куртках с капюшонами и в бейсболках. Один из них швырнул мешок с мусором в группу готов. Мешок лопнул, содержимое рассыпалось по тротуару. Раздались крики и ругательства. В воздух взметнулись кулаки, заработали и ноги. Один гот сильным ударом был брошен головой вниз на каменные ступени. Другой полетел на мостовую под колеса проезжавшего такси. Зеваки выкрикивали угрозы, лавочники вышли к дверям, кто-то уже вызывал полицию. На улице кипело побоище. Людей швыряли в стекла витрин, они сцеплялись в драке. Нападавших было всего пятеро против десятка готов, но парни были крепкие и дрались ожесточенно. Шивон ринулась вперед, чтобы остановить одного из них. Мисс Тири скользнула в лавку, захлопнув за собой дверь. Дверь была стеклянная, и ее преследователь искал, чем бы разбить стекло. Набрав побольше воздуха в легкие, Ребус заорал:
— Рэб Фишер! Эй, Рэб, ты там!
Преследователь замер и оглянулся на Ребуса. Ребус взмахнул рукой в перчатке: