В настоящий момент Грант был уверен в двух вещах: что он хочет быть постоянным пресс-секретарем полицейского управления и что эта работа получается у него очень хорошо.
Возвращаясь к себе с шестой за день чашкой кофе, Грант дружелюбно приветствовал всех (даже незнакомых), кто попадался ему в коридорах и на лестнице. Иначе было нельзя: ведь эти люди, несомненно, знали, кто он такой, и хотели, чтобы он тоже узнавал их, а многие были не прочь свести с ним более близкое знакомство. Когда Грант отворял дверь своего кабинета (небольшой комнатки без окон размером с каморку для швабр в некоторых участках, но зато она принадлежала лично ему!), его телефон снова зазвонил. Бросившись в кресло, Грант откинулся на спинку и только тогда взял трубку.
– Детектив Худ слушает.
– А у тебя довольный голос, приятель!
– Кто это говорит?
– Стив Холли. Помнишь такого?
– Конечно, Стив. Чем могу быть полезен? – Грант по-прежнему говорил небрежно, но голос его сразу зазвучал чуть более официально.
– Чем ты можешь быть полезен? – В последнем слове Холли ясно прозвучала насмешка. – В общем-то мне нужно совсем пустяковое одолжение… Небольшая цитатка к статье, над которой я сейчас работаю.
– На какую тему? – спросил Грант, слегка подавшись вперед. Почему-то он чувствовал себя уже не так непринужденно, как несколько секунд назад.
– В Шотландии пропадают женщины… вместо них появляются деревянные гробики со странными куклами внутри… игры по интернету, которые кончаются смертью… мертвые немецкие студенты на шотландской земле… Выбирай сам, что тебе больше по вкусу.
Грант с такой силой сжал в кулаке трубку, что она жалобно хрустнула. Стол, стены, компьютер на столе – все расплывалось перед глазами и начинало медленно вращаться, и он крепко зажмурился, стараясь избавиться от головокружения.
– Это большое и сложное дело, Стив, – сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее. – Разумеется, оно обросло всякими слухами и домыслами, но уверяю тебя…
– Кстати, ходят слухи, что ты сам разгадал несколько загадок из интернета, – перебил Холли. – Как тебе кажется, эта игра может иметь отношение к убийству банкирской дочки?
– У меня нет никаких комментариев, мистер Холли. Должен, однако, предупредить, что некоторые фантазии и откровенные выдумки, которые вы в силу ведомых только вам причин принимаете за истину, могут нанести существенный вред полицейскому расследованию в случае их опубликования. Особенно на данном, решающем его этапе…
– С каких это пор расследование дела Бальфур вступило в решающую фазу? – удивился Холли. – Насколько мне известно, до этого вам еще ой как далеко!…
– Послушайте, мистер Холли, я предупреждаю…
– Да брось, Грант! Признайся лучше: с этим делом вы по уши в дерьме, пардон за выражение. И лучшее, что ты можешь сделать, это подкинуть мне матерьяльцу на маленькую статью.
– Почему-то мне так не кажется.
– Ты уверен? Впрочем, я понимаю: у тебя новая неплохая должность. Во всех отношениях неплохая… Такое место действительно жалко терять. Мне бы, во всяком случае, очень не хотелось видеть, как ты пойдешь ко дну в дыму и пламени…
– Что-то мне подсказывает, Холли, что именно этого ты и хочешь.
Трубка рассмеялась ему в ухо сухим кашляющим смехом.
– Сначала был Стив, потом – мистер Холли, а теперь просто Холли… Холли-сукин сын, позволю себе добавить, хотя ты этого еще не говорил.
– Кто тебе рассказал о… обо всем?
– Течь такая большая, что тебе ее ввек не заткнуть.
– И все-таки, кто тебе рассказал?
– Никто. Словечко здесь, словечко там – ты ведь знаешь, как это бывает. Впрочем, ты как раз не знаешь. Я все время забываю, что ты работаешь на этой должности каких-нибудь пять гребаных дней, а уже возомнил, будто можешь справиться с такими, как я!
– Я не знаю, что ты…
– Твои «индивидуальные» собеседования с этими дрессированными пуделями, Грант, – чушь собачья, прости за тавтологию. Ты должен работать не с ними, а со мной, понял?! Это мой тебе совет, Грант, а уж ты можешь последовать ему или… или не последовать.
– Спасибо, я подумаю, но обещать ничего не могу. Кстати, когда ты собираешься опубликовать свою статью?
– Хочешь прихлопнуть меня «сарделькой»?… – Грант ничего не сказал, и Холли снова расхохотался. – Вот видишь, ты даже еще не знаком с нашим профессиональным жаргоном! – прокаркал он, но Грант был способным учеником и хватал все новое буквально на лету.
– Это временное запрещение на публикацию, – сказал он, зная, что угадал правильно. «Сарделька», она же «СР», на нормальном языке означала судебное решение, приостанавливавшее публикацию материалов, которые могли нанести вред интересам следствия.
– Послушай, Холли, – добавил Грант, потирая переносицу, – для публикации я могу сказать только одно: упомянутые тобой факты могут иметь, а могут и не иметь никакого отношения к смерти Бальфур. На данный момент это все.
– Но даже это – новости, Грант.
– Но и эти новости могут нанести ущерб следствию.
– А ты подай на меня в суд, ха-ха!
– Это грязный трюк, Холли. И я тебе его припомню.
– Сначала встань в очередь.
Грант хотел первым бросить трубку, но Холли его опередил. Тогда он вскочил и начал в бешенстве пинать все, что попадалось ему под ноги: стол, кресло, снова стол. Потом настал черед корзины для бумаг, купленного в прошедшие выходные новенького кейса и дальнего угла комнаты. Наконец Грант устал и, тяжело дыша, прижался пылающим лбом к прохладной облицовке стены.
«Я должен обратиться с этим к Карсвеллу… и к Темплер, – подумал он. – Сначала к Темплер – доложить по команде, – а уж ей придется пойти с этим к заместителю начальника полиции, который, вероятно, вынужден будет побеспокоить самого босса». Между тем, до конца рабочего дня оставалось всего несколько часов, и Грант спросил себя, как долго он может тянуть с этим неприятным делом. Каждую минуту Холли мог сам позвонить Темплер или Карсвеллу, и тогда Гранта ожидали еще большие неприятности. Нет, если уж идти, то идти сейчас, и тогда, быть может, они еще успеют получить у прокурора «сардельку».
Грант снял трубку и снова крепко зажмурил глаза, словно безмолвно молился.
Потом он набрал номер.
Рабочий день заканчивался, но Ребус вот уже десять минут не мог сдвинуться с места, неотрывно глядя на разложенные на столе кукольные гробики. Время от времени он брал один из них в руки, вертел так и сяк, сравнивал с остальными и клал на место. Последнее, что пришло ему в голову, это комплексная антропологическая и трасологическая экспертиза. Инструменты, с помощью которых были сделаны гробики, должны были оставить характерные следы – царапины, задиры, бороздки, – исследовав которые специалист мог определить, действовал ли здесь один человек или разные. Возможно, эксперту даже удастся доказать, что пазы для соединений прорезаны одной и той же стамеской. Не исключено, что на дереве сохранились отпечатки пальцев, а в щелях – волокна или волоски… Кроме того, деревянные куклы были завернуты в сделанные из лоскутков подобия одежды. Быть может, эксперты сумеют сказать что-то и о ткани?