Мальчишки из Французского квартала не доверяли Джею, хотя пускали его в свой круг, потому что он охотно покупал им выпивку и наркотики. Иногда они позировали на его "полароид", но дальше с местными дело не заходило. Джей никогда не прикасался к ним, даже в тайных желаниях. Если не удавалось отыскать туриста, всегда есть бродяги. Джей предлагал такому деньги за снимок, убеждался, что у него нет пистолета, и делал с ним что хотел...
Он всегда удивлялся, как его вообще терпят здешние ребята. Конечно, вокруг много богатых мужчин, готовых предложить выпивку и ужин любому стройному парнишке с гладкой кожей. Вероятно, есть и женщины среднего возраста, не уверенные в своей привлекательности и желающие утвердить свое эго с молодым любовником. Джей сам слышал, как об этом поговаривали, когда думали, что он не замечает. У него был талант оставаться незамеченным, узнавать то, что предназначалось не для его ушей, смешиваться с толпой и наблюдать.
Джей полагал, что представляет для мальчишек некоторый интерес. Они же, вероятно, не обращали бы на него внимания, если бы не знали его фамилии. Джей был на виду благодаря крохам известности, брошенным ему семьей.
Лизандр Деворе – ирн, подписался он мелким корявым почерком у регистратора больницы, когда пришел навестить мать, увидеть ее сморщенное усталое лицо, за которым скрывались гнилые мозги. Он никогда не откликался на Лизандра, это было имя отца. Дома его называли Джуниор
[4]
, пока он мог терпеть подобное обращение, а потом просто Джей.
Одурманенный болью скелет на койке некогда был дамой благородного происхождения Миньон Деворе, женщиной выдающейся красоты. Она вышла замуж за богатого сынка из Техаса и привезла его домой, чтобы богатеть дальше. Удобно устроившись в готическом особняке на авеню Сент-Чарльз, она терпела наложниц Лизандра, пока он не начал открывать банковские счета на их имена. Миньон в большом количестве потребляла перно, заменитель абсента, – в равной степени отвратительный, но легальный. Она уделяла мало внимания единственному ребенку. Миньон с шиком похоронила мужа и собиралась скоро сама заполнить достойное место в семейном склепе.
Когда обнаружилось, что ее височную долю мозга мрамором окутала раковая опухоль, словно слой сала над нежной частью говядины, Джей поместил мать в благотворительную больницу, а не в дорогостоящую частную клинику, где пять лет назад от того же рака умер Лизандр. Миньон не хотела отправляться туда, ее ужасало это место и возмущала сама мысль умереть там. Именно поэтому Джей решил, что так она отойдет быстрей. Такое вот проявление милосердия, маленькое зло во имя великого блага.
Он почти пересек Джексон-сквер, направляясь в кафе "Дю Монд" выпить чашечку кофе с молоком, когда услышал, что кто-то бежит за ним. Джей так резко развернулся, что сам удивился. Тран остановился, замялся от неловкости.
– Я хотел спросить, – произнес он и запнулся. Улыбнулся. Поддернул шорты, обнажив гладкую кожу колена. – Я хотел спросить, не хочешь ли ты пойти со мной на рейв-вечеринку. Я имею в виду пофотографировать и тому подобное, – добавил он, заметив изумление на лице Джея.
– Пофотографировать?.. – У Джея бешено забилось сердце, чуть не прорвало грудь. Он представил, как оно ломает кость, вылетает и шмякается на лицо Трана, багровая струя стекает по безупречным миндально-розовым губам. – Э... А чем именно занимаются на рейв-вечеринках?
Тран усмехнулся и закатил глаза: – Проще ответить, чем там не занимаются. Вход строго со своей "дурью", зато можно купить неплохую выпивку, энергетические шейки, разные там легализованные леденцы для мозгов. Почти все на грибах, поэтому народ делается такой плаксиво-слюнявый.
– Ну... – Джею было ненавистно даже звучание слова "рейв", при котором возникала картинка буйного празднества, когда все уходит из-под контроля и перетекает в бредовое исступление. Он представил себе полный клуб милых детишек, которые лепечут на разных языках, а потом впадают в бешенство. – Это не по мне. Не люблю на людях глюки ловить. – Да, многие не любят.
Парень с мудрым видом кивнул, будто слышал тысячу мнений о публичном потреблении психоделических наркотиков, а может, так и есть. Многие вьетнамские семьи в Новом Орлеане – католики, и после детства, проведенного в паутине табу, подростки вырастают неоправданно дикими.
– Но я все же хотел бы снять тебя, – сказал Джей. – Зайди как-нибудь. Вот...
Он достал маленький блокнот с ручкой и набросал адрес.
– Спасибо.
Тран засунул бумажку в карман, одарил Джея своей милой улыбкой и исчез в толпе туристов, гадалок с картами Таро, уличных музыкантов и местных пройдох. Боже, до чего же хорош! Но он мальчишка из Квартала, напомнил себе Джей. Их можно фотографировать, но не больше.
Перед тем как выпить кофе и вернуться домой, Джей решил пройтись вдоль реки. Воздух всегда холодней на набережной, ныне залитой предзакатным солнцем. Шагая, он смотрел на бурлящую лучистую реку. Такая могущественная и столь же грязная; несомненно, она несла больше яда, чем любая фабрика. Однако никто не называл Миссисипи убийцей.
Уже сорок лет, как в приходе Терребон открылся металлохимический завод Бирна, ультрасовременный, просто сказочный, готовый провести южную Луизиану в век атома. Поначалу отцовский завод явился благом для обнищавшего населения, создав рабочие места людям, которые были слишком стары или слабы, чтобы воспользоваться щедростью болота. Казалось маловажным, что он сливает отходы в те же воды, которые и питают эти щедроты. Болото было огромным, бескрайним; бесспорно, оно могло всосать все, что бы в него ни попало. Все стекало в заболоченные рукава реки или даже в Мексиканский залив.
Шли годы, приезжало все больше крепких молодых мужчин и женщин, чтобы наняться на работу. В округе вроде стало меньше рыбы, пушных зверей, аллигаторов. Число лангустов не уменьшалось, даже росло, они умудрялись процветать в любой грязи. Сохранившиеся виды животных стали тощими и мелкими. Неопытному глазу могло показаться, что болото все еще богато жизнью. Но местные жители знали, что оно умирает.
Затем начали умирать они сами. Гражданский совет установил, что люди в радиусе пятидесяти миль от металлохимического завода Бирна подвержены раку в пятьдесят раз больше, чем обычно. Рождались дети с зияющим черепом, недоразвитыми лицами, со слабыми мозгами и без мозгов вообще. Как-то произошел неприятный инцидент с индейцем, которого сократили из цеха химических растворителей после восемнадцатилетнего стажа. Через месяц у него обнаружили рак кишечника. Индеец сел в грузовик, выбил ворота завода, припарковался во дворе, вытащил старинный двуствольный обрез и открыл пальбу. Охраннику раздробило левую ногу, а потом он всадил индейцу пулю в лоб.
Делу решил помочь старший брат Миньон – Даниель Деворе. Он отличался едким языком в общении с политиками и журналистами, а также великим даром подтасовывать факты. Еще у него была склонность к мальчикам, которые выползали в полночь на Бургундскую улицу, что в южной части Квартала. В итоге он завел себе фаворита в дешевом блоке квартир для рабочих и проводил там три-четыре ночи в неделю. Уже много лет спустя, когда Джей переехал сюда, этот бывший любовник все еще шастал в округе – щедрый Даниель упомянул его в завещании. Выгоревший блондин пастельных тонов, воспитанный в духе Квартала, но не имевший более успеха, иногда он умудрялся заманить к себе юношу, помахав пачкой денег. Джей издалека наблюдал за ним, забавляясь тем фактом, что эти банкноты смочены кровью болота, которое отравил его отец.