Северная война - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Бондаренко cтр.№ 70

— Ну-ну, молодцы! — притворно обрадовался Петр. — И имя ты, чертовка, себе милое выбрала, и в крестинах отпрыска вашего я обязательно поучаствую… Рад за вас!

«А царь-то — знатно расстроился! — злорадно высказался внутренний голос. — Ну не любит он — иметь плотские отношения с беременными женщинами, брезгует, видите ли! Знать, действительно имел определенные виды на прекрасную Луизу! Теперь, понятное дело, расстроился. Облом вышел! Гы-гы-гы!»

Царь, улыбаясь широко и радостно (якобы!), объявил:

— Ну, други верные, мне уже пора! А вы, Алексей и Елизавета, присаживайтесь, не стесняйтесь. В ногах — больных особенно — правды-то точно нет… Поеду я. Если еще задержусь немного, то и обед приблизится. А что за дорога — после сытной и обильной трапезы? Какие будут просьбы, наказы? Что передать прекрасной и несравненной Александре Ивановне Меньшиковой?

— Просьбу одну, мин херц, передай моей супруге, — попросил Егор, чуть поморщившись: в больной ноге начало болезненно «постреливать». — Пусть, меня не дожидаясь, с детьми выезжает в Александровку. Там воздух чистый и целебный, продукты свежие. Детям очень полезно будет провести в деревне два-три месяца. И я туда скоро приеду, прямо из Новгорода, Москву минуя.

Ты же, мин херц, дашь мне месяца два отпуска — на окончательную поправку здоровья? Вот и спасибо! И Алексей с Луизой подъедут к нам…

— Зачем это? — непонимающе и подозрительно набычился Петр. — Я самому Алешке намедни отписал парочку деревенек крепких да зажиточных. С чего ему проживать в чужих вотчинах?

«Если ты, братец, попадешь когда-нибудь в царскую опалу, то и всем к тебе приближенным опалы не избежать!» — заявил, непонятно к чему, внутренний голос.

— Так вместе — оно и веселее будет! — осторожно ответил Егор. — Опять же, мин херц, в Александровке-то моей уже все налажено, обустроено, перестроено… Комфорт — одним словом! Бабки-знахарки там есть знающие. Травами лекарственными помогут, настоями целебными, мазями хитрыми…

— Ладно, делайте как знаете! — нервно махнул рукой царь. — Если что случится важного, то гонца пришлю… Ну, чего ждете? Подходите, обниму по очереди — на прощание… Э-э, да сидите уж, я сам подойду! Забыл совсем, что вы, соратники, нынче слабы и немощны… А ты, высокородный маркиз де Бровки, бриться-то не забывай! То что приболел немного, это еще не повод — нарушать мой царский Указ. Ишь, всю щеку мне исколол, мерзавец! Ну, давайте, сподвижники, до скорой встречи…

Петр уехал. Дней десять Егор холил свою больную ногу в целебных новгородских пузырчатых водах, помогал Луизе обихаживать Алешку, присматривал за хитрым и ушлым воеводой Таничевым.

Наконец, они тронулись на юг, обходя Москву стороной, через Великие Луки, Смоленск и Брянск. Ранним осенним утром, не доезжая верст десять — двенадцать до Ельца, обоз неожиданно остановился.

— Эй, Ванька! — несильно ткнул Егор локтем под ребра спящего Ухова, которого взял себе в денщики. — Давай, быстро выпрыгивай из кареты. Сбегай молнией, узнай: чего там за ерунда такая. Если что — сразу бей в зубы…

— Да уж известное дело, Александр Данилович! Не извольте беспокоиться! — хрипло заверил Ухов, открывая каретную дверь. — Мы — ужо… Сейчас всем иродам непочтительным наваляем — по самое первое число! — неожиданно захрипел и тоненько завыл: — За что — так-то вот? По ним — по самым? Больно-то как…

— Молчать, смерд! — строго и непреклонно велел нежнейший голосок, который мог принадлежать только невинному небесному ангелу. — Пшел вон, скотина! Ползи вперед, недоносок, вон к тому костру. Обогреешься, перекусишь… Ну, долго я буду ждать? Форверст! Считаю до трех и сразу стреляю! — раздался характерный звук взводимого тугого пистолетного курка…

Еще через минуту в каретную дверь постучали: одновременно настойчиво и нерешительно, а нежнейший голосок, который мог принадлежать только невинному и непорочному небесному ангелу, ласково спросил:

— Любезный мой Александр Данилович, господин генерал-майор, высокородный сэр Александэр! Не соскучились ли вы, часом — в своих долгих воинских странствиях — по жаркой женской ласке? Не соблаговолите ли принять в свои жаркие объятия одну симпатичную особу? В меру — молоденькую, в меру — страстную, в меру — развратную, в меру — целомудренную? Но любящую вас — без всякой меры…

— Залезайте ко мне в карету незамедлительно, в меру развратная особа! — повелительным и грозным голосом, улыбнувшись так широко, что даже уголкам губ стало чувствительно больно, велел Егор. — Залезайте и сразу же, не теряя времени понапрасну, раздевайтесь…

— Ну и откуда ты здесь появилась? — минут через двадцать спросил Егор, нежно целуя жену в голое плечо.

— Соскучилась сильно, вот и появилась! — довольно прищурившись, скупо пояснила Санька. — Мне Петр Алексеевич передал твой строгий наказ — следовать с детьми в Александровку и там дожидаться. Я женщина богобоязненная и послушная, проследовала, ждать стала. Целые сутки прождала-проскучала, надоело. Вот и выехала навстречу… Ты рад, надеюсь? Давай сюда свою больную ногу, я осмотрю… Ну и ничего страшного нет, уже все рубцуется! Через две-три недели скакать у меня будешь — как козлик молоденький…

— Буду, конечно! — покладисто согласился Егор и предложил: — Сань, а давай уже вылезем из кареты, а? А то неудобно как-то…

— Чего тут неудобного? — искренне удивилась жена, торопливо застегивая и оправляя свое платье. — Мы с тобой венчаны, чай. Опять же, почти все лето не видались. Люди, они что, без понятия? Не удивлюсь, если карета Луизы и Алешки тоже до сих пор слегка покачивается на рессорах…

Осенняя Александровка встретила их во всей своей неброской красе: было тепло и солнечно, леса и рощи, окружающие деревню, уже переоделись в сезонные, желто-красно-бордовые одежки.

Санька тут же мобилизовала всех окрестных бабок-знахарок, устроив своеобразный конкурс-тендер (по выражению Егора). Победила — за явным преимуществом — совершенно древняя и седая бабка по имени Кузьминична, доброе лицо которой было покрыто многими тысячами морщинок, светло-бежевыми пигментными пятнами и мелкими темно-коричневыми веснушками. На горбатом, грушеобразном носу знахарки красовалась огромная бордовая бородавка, из которой торчали грубые, слегка рыжеватые волосинки.

«Классическая Баба-яга! — чуть испуганно предостерег внутренний голос. — Залечит она тебя, братец, берегись! И Алешке достанется от нее на орехи…»

Кузьминична взялась за дело истово и азартно, словно пытаясь разгадать какую-то сложную загадку, которую сама же себе и загадала.

— Подниму я вас, голубчики мои, на ноги! — уверенно и нагло заявила старушенция, осмотрев Егора и Алешку. — Ишь, удумали — хворями маяться! У них жены молоденькие да горячие, а они — по креслам своим сиживают — целые дни напролет. Ничего, ничего, задам я вам, молодчики мои, жару…

Ну и задала. Колола Егорову ногу странными костяными иголками, безжалостно, не обращая никакого внимания на болезненные стоны пациента, мяла-массировала своими длинными коричневыми пальцами поврежденную голень, натирала ее разными мазями, от которых явственно попахивало болотной тиной и еще чем-то — неприятно-приторным.