Дитя мрака - читать онлайн книгу. Автор: Андерс Рослунд, Берге Хелльстрем cтр.№ 42

— Свен Сундквист, городская полиция.

Они поздоровались, тонкая рука энергично ответила на пожатие.

Он коротко объяснил, что его визит — часть расследования убийства, связанного с бездомными в районе Фридхемсплан, ему рекомендовали поговорить с ней, поскольку она располагает сведениями, необходимыми полиции.

— Сундквист? Так?

Сестра милосердия, церковный социальный работник, оплачиваемый приходом, у многих тоже далеко не безупречное прошлое, любопытно, какова ее история.

— Да.

— Я не люблю вашего жаргона. Связанного с бездомными. Думаю, ты недоговариваешь. По-моему, тебе нужны сведения о вполне конкретном лице.

Не об одном лице.

О двух.

О мужчине, который оставил следы, но не опознан. О девочке, которая пропала, когда ей было четырнадцать.

— Убийство. Мы ведем объективное расследование.

Она откинулась на спинку простенького стула. Смотрела на него. И сквозь него.

— Чем же, по-твоему, я могу помочь?

— Информацией. О Фридхемсплан.

Она показала в окно.

— В этом городе четыре тысячи бездомных. Как минимум пятьсот вообще не имеют крыши над головой. Сам видишь. Вон целый десяток таких.

Наркоманы, как тени за окном. Свен кивнул.

— А если взять Фридхемсплан?

— Зачем?

— Убийство. Там произошло убийство.

Сильвия медлила. Она видела его насквозь, поняла, что он лжет.

— Пятьдесят человек.

— Пятьдесят. Каких?

— Как эти, за окном. Как везде. Психически больные. Или наркоманы. Или то и другое сразу. Неприкаянные.

— Возраст? Пол?

— От пожилых мужчин до девчонок-подростков.

— Подростков?

— Многим лет по пятнадцать.

На работе он каждую неделю сталкивался с подростками, которые шлялись по улицам. Но у них был дом, были родители.

Она говорила о других.

О детях-бродягах.

— В таком случае… почему мы о них не знаем?

Она не иронизировала. Это не в ее привычках.

— Потому что официально их не существует.

Сестра милосердия расстегнула верхнюю пуговицу кофты, открыв белый воротничок.

— Их не существует для родителей. Девочка, которую вышвырнули из дома или которая сбежала из дома, опасна. Я говорю о семьях, где есть алкоголики. Или психически больные. Или где царит насилие. О семьях, которые любой ценой избегают привлекать к себе внимание, боятся социальных служб и ненавидят полицию.

Она расстегнула еще несколько пуговиц. Белый воротничок оказался частью зеленой рубашки. Сестра милосердия, уличный авторитет.

— О родителях, которые не сообщают, что вышвырнули дочь из дома, а извещают школу о ее болезни, чтобы избежать расспросов. Поэтому проходят недели, а то и месяцы, пока кто-нибудь смекнет, что по округе бродит бездомный ребенок. Пока я случайно услышу об этом. — Она повернулась к полке с папками, выбрала одну, положила на стол. — Но их и сейчас не существует. Ничего не меняется. Социальные службы не ищут, не навещают семьи, не спрашивают… отправляют мои заявления в архив, и только, а у меня нет времени писать для архива. — Сильвия перелистала бумаги в папке. — Мои заявления о несовершеннолетних девочках, за последние три-четыре года. — Она пересчитала вслух: — Тридцать три. Юные девочки, всем примерно по пятнадцать, время от времени жившие или живущие на улице. — Она перевернула папку, достала один из самых последних документов. — Последнее… Заявление трехнедельной давности.

Шел снег, когда Эверт Гренс покинул больницу Святого Георгия.

Он искал убийцу.

Пока Стокгольм просыпается, он должен поближе подобраться к человеку, который проходил через запертые двери, свободно передвигался в закрытом мире под Стокгольмом, положил мертвую женщину на больничную койку.

В папке под мышкой у него лежали три документа.

Во-первых, список адресов семи общественных зданий, которые напрямую связаны с подземными туннелями и в последние годы явились ареной нераскрытых преступлений, объединенных единственным общим следом — отпечатками, зафиксированными теперь и на трупе.

Я знаю, при помощи аппарата высокого давления и домкрата ты собираешь ключи. Знаю, что именно так тебе удалось открыть в общей сложности двадцать четыре двери и именно поэтому криминалисты ни разу не обнаружили следов взлома.

Во-вторых, карта с семнадцатью кружками, отмечающими места, где некто принимал звонки с телефона Янники Педерсен во время ее исчезновений.

Я должен побывать в центре каждого кружка. Я знаю, что там — твои пути наверх, твои пути под землю.

И в-третьих, раздобытая в ведомстве гражданской обороны и снабженная грифом «совершенно секретно» копия перечня четырнадцати подъездов в окрестностях Фридхемсплан, в стенах которых хранились запечатанные металлические контейнеры с универсальными ключами.

Я был в больничной мастерской. Я видел снаряжение, которое ты там заимствуешь. Я знаю, что скоро найду новые твои отпечатки, ты передвигаешься в замкнутом мире, который ты знаешь и который я тоже скоро узнаю.

Крупные тяжелые хлопья кружились в воздухе, ветер усиливался. Гренс ничего не замечал. Он знал, что избрал правильный путь, что подходит все ближе и за час пешей прогулки почти добрался до места.

Ты здесь.

Вы здесь.

Свен Сундквист припарковался у спозаранку открытого кафе на Хурнсгатан — чашка чая и две булочки с сыром. Ждал, когда стукнет восемь.

Он еще немного побродил по тесному церковному двору, папка сестры милосердия с тридцатью тремя бездомными девочками не шла у него из головы. И теперь, часом позже, среди завтракающих людей, он по-прежнему пытался отогнать неприятное, гложущее чувство беспомощности.

Сильвия, сестра милосердия, видела его насквозь. Думаю, ты недоговариваешь. Она права. По-моему, тебе нужны сведения о вполне конкретном лице. Да, он искал девочку, которая покуда была только бесплотным именем.

Он оставил холодный чай и черствые булочки и поехал по Русенлундсгатан к Рингвеген, а затем задворками, по временной дороге, выбрался во двор Эриксдальской школы. Дети сновали под ногами, в воздухе летали снежки, хоккейные клюшки стучали по неровному льду в одном из углов асфальтированного двора. Он редко бывал в школе, даже в Густавсберге, Юнас не хотел, мальчик вдруг начал стыдиться общества родителей. Свен как наяву видел его перед собой: шапка надвинута на лоб, щеки румяные от холода и избытка энергии, он вот так же носился по школьному двору, заснеженному и обледенелому, пока звонок не звал его на первый урок.