— Тереза! Зачем ты так со мной?!
На этот раз ему сунули в живот кулаком. Он взвыл. Попытался согнуться, схватиться за больное место, но не вышло — не позволял мешок. Подступила тошнота, но ему удалось её подавить. Ещё только блевотины внутри мешка не хватало.
— Кажется, на себя тебе плевать, — сказала Тереза. — Тогда сделаем так: только попробуй вновь раскрыть рот — и мы начнём стрелять в твоих друзей. Ну как, теперь лучше доходит?
Томас не ответил, лишь беззвучный мучительный стон вырвался из его груди. Неужели только вчера он радовался жизни: всё идёт отлично, его инфекцию излечили, рана зажила, город хрясков остался позади; впереди лишь стремительный, пусть и трудный, переход через горы — и всё, там Мирная Гавань. М-да, после всех своих невзгод он должен бы понять, что так легко ему не отделаться...
— Я не шучу! — проорала Тереза приютелям. — Если сделаете хотя бы шаг за нами — стреляем без предупреждения!
Томас различил её силуэт, когда она опустилась рядом с ним на землю, услышал, как её колени захрустели по песку. Она ухватилась за него сквозь мешковину, прислонилась лбом к его виску, так что её губы оказались в полудюйме от его уха и зашептала. Ему пришлось сконцентрировать всё своё внимание, чтобы различить слова:
— Они не дают мне говорить с тобой прямо в мозг. Помни — ты должен доверять мне.
Изумлённому Томасу едва удавалось хранить молчание.
— Что ты там шепчешь? — спросила одна из девушек, держащих верёвку.
— Рассказываю, сколько удовольствия получаю от этой забавы. Я так долго ждала возможности отомстить, и теперь наслаждаюсь. А тебе что за дело?
Томас никогда раньше не слышал, чтобы Тереза разговаривала с такой наглостью. Либо она была очень хорошей актрисой, либо действительно начала сходить с ума. Может, у неё шизофрения? Раздвоение личности?
— Да как сказать, — ответила девушка. — Рада, что тебе так весело, но времени у нас в обрез.
— Знаю, — отозвалась Тереза. Она ещё крепче обхватила руками голову Томаса, снова прижала губы к грубой ткани мешка у его уха. Сквозь мешковину он ощущал её горячее дыхание. Она прошептала: — Держись, мужайся. Это не продлится долго.
Эти слова ошеломили его ещё больше. Он не знал, что и подумать. Или ей вздумалось поиронизировать на его счёт?
Она отпустила его и встала.
— О-кей, пора убираться отсюда. И постарайтесь по дороге поймать как можно больше камней.
Захватчики пустились в путь, таща мешок с Томасом за собой. Он ощущал все трещины, выбоины и камни, по которым его тащили — мешок ни от чего не защищал. Больно. Он выгнул спину, перенеся вес тела на ноги — пусть башмаки страдают, чёрт с ними. Но долго ему так не выдержать, силы не бесконечны.
Тереза шла рядом — он смутно различал её абрис сквозь мешковину.
И тут до ушей Томаса донёсся крик Минхо. Различать слова было трудно — приютели остались слишком далеко позади, да и мешок слишком громко шуршал по сухой, усыпанной камнями земле. Но всё же то малое, что Томасу удалось расслышать, вселило в него крохотную надежду. Среди грязной ругани и многоэтажных эпитетов в адрес похитителей прозвучало «мы найдём тебя», а также «выдастся случай» и «оружие».
Тереза снова двинула Томасу под дых, и крики Минхо стихли.
Они продолжали свой путь по пустыне.
Томаса подбрасывало на выбоинах и камнях, как мешок с картошкой. Ему рисовались картины одна страшнее другой. Ноги слабели с каждой секундой, и он понимал, что скоро ему придётся лечь на землю всем телом. А тогда на нём живого места не будет — всё покроется кровоточащими ранами, шрамы после которых останутся на всю жизнь.
Хотя какая разница. Жить-то осталось недолго. Они же собираются его прикончить.
Тереза просила доверять ей. И он пытался доверять, хотя это было очень трудно. Неужели всё, что она проделала с ним с момента возникновения на пути приютелей вооружённой до зубов группы Б, — лишь комедия для отвода глаз? Если нет — то зачем же тогда все эти просьбы о доверии?
Он думал об этом, пока мозги не задымились. Теперь надо было подумать кое о чём другом: ещё немного — и на всём его теле не найдётся и кусочка целой кожи, она будет стёрта до мяса. Надо найти способ избежать этого.
Его спасли горы.
Их путь пролегал по крутому откосу, и тащить свой груз так, как они делали это по плоской равнине, девушки уже не могли. Они попробовали передвигать его рывками: протягивали немного и давали телу в мешке соскользнуть вниз на несколько футов; потом всё по новой: протянули — опустили, протянули — отпустили. В конце концов Тереза заявила, что будет легче нести его, подхватив за плечи и щиколотки. Носильщики будут сменять друг друга.
Томаса осенило. Идея была так проста, что ему подумалось, не проворонил ли он что-нибудь важное — иначе почему они сами не додумались до такой очевидной вещи?
— Почему бы вам не позволить мне идти своими ногами? — прохрипел он сквозь мешковину. Его мучила жажда, поэтому вместо нормального человеческого голоса из его глотки вырывалось придушенное карканье. — У вас же куча оружия! Я всё равно никуда не денусь!
Тереза процедила:
— Заткнись, Томас. Мы же не дуры. Будем тащить тебя до тех пор, пока не скроемся с глаз твоих друзьей-приютелей, — и с этими словами пнула его в бок.
Он сцепил зубы и подавил стон, когда её башмак впечатался ему в рёбра.
— Зачем?
— Затем, что так нам приказано. А теперь заткнись!
— С какой стати ты ему это рассказываешь? — злобно проскрипела одна из воительниц.
— А какая разница? — без обиняков заявила Тереза. — Мы же собираемся его прикончить. Так не всё равно — знает он или не знает о том, что нам приказано делать?
«Им приказано... — подумал Томас. — ПОРОК».
Заговорила другая девушка:
— Ну, вообще-то их отсюда еле видно. Как только доберёмся до расщелины там, наверху, то совсем скроемся из виду, и они нас никогда не найдут. Даже если увяжутся следом.
— Хорошо, — сказала Тереза. — Тогда дотащим его дотуда — и хватит.
Сказано — сделано. Томас почувствовал, как в него со всех сторон вцепляются чьи-то руки и поднимают в воздух. Сквозь мешковину ему удалось рассмотреть, что его несут Тереза и три её товарки. Прокладывая путь среди мёртвых деревьев и скальных выступов, процессия взбиралась всё выше и выше по склону. Он слышал их тяжёлое дыхание, ощущал запах их пота. И с каждым шагом, с каждым толчком всё сильнее ненавидел их. Всех. Даже Терезу. Он попытался ещё раз — самый последний! — мысленно достучаться до её сознания, спасти остатки своей веры в неё, но... Терезы не было. Пустота.
Восхождение продолжалось что-то около часа — им приходилось останавливаться, чтобы сменить друг друга в качестве носильщиков. А с момента, когда они ушли от приютелей, прошло никак не меньше двух часов. Зной стал совершенно невыносим — Солнце достигло того пункта на небосводе, когда находиться под его лучами становилось опасно. Как раз в этот момент они обогнули массивную скальную стену, подъём за которой стал более пологим, и нырнули в тень. Воздух здесь был значительно прохладнее. Какое блаженство...