Выражение лица Ренаты изменилось, она сложила губы в кислую улыбку.
— Не умеете вы радоваться! Посмотрите на них! — сказала она, в свою очередь беря его за руку. — Они же позеленели от зависти. Вам удалось то, что никому из них и не снилось. Вы сумели превратить свой опыт в этой области в художественное произведение. У вас хватило воображения, чтобы написать роман. Настоящий роман!
У Марка по спине пробежала неприятная дрожь. Он вырвался из рук толстухи и смешался с толпой. Его задевали плечами, локтями, юбками. Он вспомнил таиландские джунгли. Листья бамбука. Золотой мед, тающий на огне, прежде чем нож…
Он поднялся на цыпочки, чтобы увидеть бар.
Стакан, и срочно.
Хадиджа, преодолевая многочисленные препятствия, все еще пыталась пересечь зал.
Она знала многих присутствующих, по крайней мере в лицо. Она узнавала звезд, людей из мира моды, лица, мелькавшие на страницах «Гала» и «Вуаси». Со всех сторон она ловила бесконечные улыбки, действовавшие на нее как разряды статического электричества, и в свою очередь бегло улыбалась всем подряд.
Были тут и интеллектуалы. Философы, социологи, писатели, встретиться с которыми она и не мечтала. Они тоже улыбались ей и тянулись, чтобы чокнуться. Маленький урок: значит, с этими блестящими людьми легче сблизиться, будучи модной манекенщицей, чем дамой-философом. Это подтверждало правильность выбранной тактики. Надо пользоваться своей внешностью как оружием.
Внезапно гигантская тень преградила ей путь, затмив собой все светильники.
— Где ты была? — взревел Венсан. — Я тебя уже десять минут ищу.
В обеих руках он держал по бокалу с искрящимся напитком. Хадиджа прокричала ему в ухо:
— Я любовалась. Здорово, а?
— Гениально. — Он протянул ей один бокал. — Шампанского?
Она никогда не пила. Не из-за своей веры — она не придавала ей слишком большого значения, — а из-за своих родителей, которые значили для нее слишком много. Она помотала головой, потом подумала о Марке.
При мысли, что они снова увидятся, она схватила бокал и опорожнила его залпом.
— Потанцуем?
Третья порция виски.
Со стаканом в руке, прислонившись к колонне, Марк по-прежнему отвечал на улыбки и поздравления кивком головы, но на сердце у него было неспокойно. Хорошо, что музыка не оставляла никакой возможности для разговоров. Он сам удивлялся тому, с какой скоростью его снова охватила тревога. Простой намек на реальные события — суд, Реверди, — и вот он уже дрожит, как эпилептик. Ощущение спокойствия, которое он испытывал последние недели, оказалось лишь тонким слоем лака. Поверхностной пленкой. Жак Реверди так и не покинул его — и никогда не покинет.
К нему склонился какой-то человек:
— Мне все это не по душе.
— Что?
— Я говорю: веселимся от души!
Марк кивнул, с трудом переводя дух. Глотнул еще виски. По мере того как обжигающий алкоголь растекался по венам, музыка, гремевшая в ритме сарабанды, заполняла его, захлестывала с головой.
Еще один из приглашенных дотронулся до его плеча;
— Не хотел бы я оказаться на твоем месте!
— А?
— Не зря мне рассказывали об этом месте!
Марк попятился. Он видел перед собой белые лица — карнавал масок, искаженных ярким светом, лохмотья увядшей кожи, приклеенные к костям. Стробоскопические прожектора меняли выражения лиц, высвечивали отдельные черты, расчленяли фигуры. Он посмотрел на свой стакан — между пальцами пробегали золотые искорки. Он смотрел на него как на талисман, источник своих галлюцинаций, потом отпил еще глоток. Он уже ничего не слышал и начинал погружаться в абсолютный ужас.
И в этот момент он увидел ее.
Ее силуэт колыхался под ветром, поднятым вентиляторами. Ее тело изгибалось, и при этом черные локоны и браслеты на запястьях отклонялись в другую сторону. Казалось, что это движение выделяет, подчеркивает покачивание ее бедер, обернутых в блестящую ткань. Марк представил себе, как через сито просеивают песок, в котором поблескивают редкие крупинки золота.
Он вспомнил художников девятнадцатого века, добавлявших своим моделям один позвонок, чтобы придать их силуэтам большую утонченность, большее изящество. Сколько же позвонков добавили Хадидже? Она его завораживала. Он смотрел не отрываясь, как она покачивает бедрами, опираясь то на левую, то на правую пятку, и казалось, что ее талию обвивает пояс Венеры, а в это время серебряные кольца на ее тонких руках ходили взад и вперед, словно тарелки очень древних весов…
Перед его глазами вспыхнуло еще одно видение. Теперь Хадиджа извивалась, сидя у столба, обмазанного медом, и стягивавшие ее веревки все туже впивались в ее плоть. Когда она напрягала все тело, чтобы вдохнуть, на нем вздувались заклеенные раны. И внезапно ее темная плоть раскрылась сразу во многих местах, из нее хлынула черная тушь, рисуя смертельные узоры на теле…
Марк, опустив глаза, увидел собственное искаженное отражение в своем пустом стакане. Образ этой доводящей до безумия брюнетки позволил ему проникнуть в желание убийцы. Он принес ее в жертву безумцу. И в то же время, в течение нескольких недель, он был «ею», он думал, действовал, писал, как она.
Стакан хрустнул под его судорожно сжавшимися пальцами.
Он тупо смотрел на кровь, текущую по его руке.
Он был «ею».
А теперь он понимал, что любит ее.
С эстрады, несмотря на слепящие прожектора, она увидела маленького рыжеволосого человека, стоящего в дальнем углу. Грустного, как покинутый домовой.
Одним прыжком она соскочила на пол. С трудом удержавшись на ногах, она сумела оценить степень собственного опьянения: высокие каблуки плюс шампанское — дело может кончиться катастрофой. Тем не менее, прежде чем наброситься на свою добычу, она пробилась к бару и выхватила из рук официанта еще один бокал. Подняв его над головами столпившихся людей, она ухитрилась вернуться на прежнее место, не пролив ни капли.
В нескольких метрах от Марка она скользнула за колонну, потом выскочила из укрытия прямо у него за спиной.
— Привет! — сказала она и рассмеялась. Марк, не говоря ни слова, резко обернулся. Казалось, он испугался.
— Все такой же любезный!
Она прыснула со смеху и оперлась на его плечо, чтобы не упасть.
— Я уже давно хочу тебе что-то сказать, — крикнула она ему в ухо. — Ты и правда чего-то боишься!
Она снова хихикнула, потом одним глотком опорожнила свой бокал.
— Ты что, напилась?
— Во всяком случае, я стараюсь! За час мне удалось добраться до бара всего два раза!
Она опять засмеялась, но Марк оставался мрачным. Он схватил бутылку виски, стоявшую на столе, и наполнил бокал Хадиджи, с трудом сдерживая бешенство. Вид этого густого напитка в тонком бокале почему-то показался ей непристойным. Она на минуту протрезвела: все вокруг выглядело каким-то зловещим, гнетущим.