Тесть с тещей приблизились, и он поклонился им, пробормотав несколько слов по-английски. Они ответили по-японски. Нельзя сказать, что Пассану удалось с ними поладить: чтобы поладить с человеком, его необходимо понимать, а для этого, как минимум, надо говорить на одном с ним языке.
Все, что он о них знал, проистекало из рассказов Наоко — плюс то, что подсказывала собственная интуиция. Отец всей душой презирал Пассана как иностранца, хотя лично к нему не имел никаких претензий. Мать относилась с уважением, но при этом парадоксальным образом побаивалась его. Он принадлежал к миру ее грез. Или, наоборот, был слишком осязаем. В его присутствии она отводила глаза и никогда ни о чем не спрашивала, как будто опасалась увидеть в нем воплощение собственной мечты. В сущности, они с Пассаном были очень похожи: он бредил Японией, она — Францией. Судьба свела их на перекрестке фантазий.
Госпожа Акутагава предложила всем лимонаду. Беседа, которую переводил Сигэру, очень быстро превратилась в разговор ни о чем. В Японии позволительно болтать о погоде и самочувствии вашей собаки, но за пределами этих тем вы рискуете заслужить репутацию любопытного нахала, сующего нос в чужие дела. Пассан едва сдерживался, чтобы не взвыть. Его так и подмывало вскочить и пинком опрокинуть низкий столик, за которым они сидели. Для него оставалось загадкой, что именно было известно родителям обо всей этой запутанной истории. Одно он знал наверняка: ему они не скажут ни слова.
Он позволил подлить себе лимонаду. Он не ел уже больше суток и чувствовал, что желудок стянуло морским узлом. Кроме того, снова болезненно запылало лицо. Но родители не задали ему ни единого вопроса ни по поводу ожогов, ни по поводу нелепой вязаной шапки.
Время от времени Пассан бросал косой взгляд в сторону сада. Синдзи и Хироки носились между салатных грядок за Кристаллом — псом породы акита, чрезвычайно широко распространенной на островах архипелага. Созерцание этой картины принесло ему ощущение первой победы, одержанной на вражеской территории. По меньшей мере, он мог быть уверенным, что здесь никто не сознавал, насколько серьезно сложившееся положение. Вряд ли члены семейства Акутагава, узнай они правду, сумели бы сохранить привычное спокойствие. Наоко приехала к ним без предупреждения, оставила детей и снова умчалась, не дав никаких разъяснений. Вероятно, отец и мать решили, что дочь поссорилась с мужем. Или что у нее возникли трудности с разводом — если они были в курсе, что она разводится.
У Пассана в кармане зазвонил телефон. Он встал, извинился и перешел в соседнюю комнату. И удивился, услышав голос Фифи: уже успел забыть о Париже, расследовании и своей команде.
— Я тут кое-чего для тебя нарыл, — сообщил панк. — Потряс одного мужика из визового отдела…
— Что конкретно?
— Аюми Ямада прибыла в Париж двадцать четвертого марта. Указала адрес отеля «Скриб», но ни разу в нем не появилась.
— Где она жила?
— Неизвестно.
Несмотря на жару, Пассан в своей влажной одежде трясся от озноба.
— Она вылетела в Японию сегодня утром, в восемь сорок утра по парижскому времени. Рейс семьдесят шесть — пятьдесят четыре «Японских авиалиний».
— Значит, будет в Токио завтра утром.
— Только не в Токио. У нее билет до Нагасаки. Прибытие в десять двадцать две утра, время местное.
Итак, Ютадзима — это некое место на острове Кюсю, одном из самых южных в Японии. Но что это конкретно? Порт? Деревня? Святилище? «Храм поэзии». Вывод следовал сам собой: Наоко уже на пути туда. Значит, он тоже должен поторопиться.
— А ты-то как? — снова ударил в барабанные перепонки голос Фифи. — Где ты сейчас?
— Пока нигде. — Пассан окинул взором потрескавшиеся стены, черный паркет и загадочные иероглифы в рамках.
И повесил трубку. У него оставалось всего несколько часов, чтобы вычислить точное место встречи и навести справки о том, кто такая Аюми Ямада. Встав в дверном проеме, он махнул рукой Сигэру, потом обулся и вышел в сад попрощаться с сыновьями. Синдзи и Хироки наконец-то поймали собаку.
— Мы вымоем ему лапы, чтобы его пустили в дом! — объявил Синдзи.
Сыщик замер на месте, пораженный красотой открывшейся ему картины. Сквозь тучи пробился луч солнца, залив окрестности серебристо-ртутным светом. Листва деревьев, выпачканные землей овощи, мокрые сосны — все окрасилось волшебным сиянием. Один кадр из повседневной японской жизни — чистота, простота, совершенство…
При мысли о том, что и он причастен к этой красоте, его охватило глубокое волнение. Мальчики были его детьми, а вся его судьба была неразрывно связана с этой землей, которую он любил всем сердцем.
Он увидел в этом доброе предзнаменование.
Синдзи и Хироки были продолжением истории его любви, и он обязан драться за них. Здесь, в Японии, ему предстоит столкнуться с опасностью, страшнее которой он еще не встречал. Но он знал, что победа откроет перед ним новые горизонты.
83
— Кто такая Аюми Ямада?
— Ямада Аюми, — повторил Сигэру, по японскому обычаю поменяв местами имя и фамилию. — Подруга детства Наоко.
— Она никогда о ней не рассказывала.
— Это старая история. А почему ты спрашиваешь?
Пассан облокотился о стойку. Они находились в крохотном баре, пропитанном запахами мокрого хмеля и плесневелой древесины, — одном из тех тесных, рассчитанных от силы человек на шесть, заведений, которые существуют только в Токио: со скрипучей дверью и яркими лампами над каждым табуретом.
Пассан догадывался, что Сигэру не притворяется. Он и в самом деле понятия не имел о провернутых Наоко махинациях. Пассан вдохнул поглубже и поведал шурину все. О проникновении чужака в дом, о том, что кто-то тайком брал кровь у детей, о ритуальном убийстве Диего, о смерти Сандрины. По мере того как он излагал суть событий, беспечность Сигэру таяла, словно масло на сковородке. Впрочем, ему еще удавалось скрывать свое изумление. Пусть это и стереотип, но он отражает действительность: японцы обладают поразительной способностью таить свои чувства.
— Ютадзима, — произнес Пассан. — Тебе это название о чем-нибудь говорит?
— В первый раз слышу. А что это такое?
— Я и сам точно не знаю. Какое-то место, возможно, поселение близ Нагасаки.
— Ну, это легко проверить. Только зачем оно тебе?
— Наоко назначила встречу Аюми именно там.
Пассан дал Сигэру время переварить новость и лишь после паузы продолжил:
— Ты знал, что у твоей сестры синдром Майера-Рокитанского-Кюстера-Хаузера? Что у нее нет матки?
Брат Наоко чуть не подпрыгнул на табурете. Столики в баре стояли так тесно, что посетители могли без труда подслушать разговоры соседей. Но Пассана и Сигэру это не смущало. Они пользовались двойной защитой: с одной стороны, японской корректностью, с другой — возможностью говорить по-французски.