— Не вижу никакого смысла, — покачал головой Бадд. — Он что, устроил пожар только для того, чтобы сжечь тех двух женщин?
— Нет-нет, — возразила Анжи. — Используя огонь как орудие, он восстанавливал контроль над ситуацией.
— «Они не делали того, что я хотел. Когда я этого хотел», — процитировал преступника Поттер.
— Может, такие, как этот Хэнди, станут вашей специальностью, — предположил Тоби.
«Два года до выхода на пенсию, — подумал переговорщик. — Зачем мне еще какая-то специальность, а уж тем более такая, что предполагает общение с типами вроде этого Лу Хэнди».
Бадд тяжело вздохнул.
— С вами все в порядке, капитан? — спросил его Поттер.
— Не уверен, что подхожу для такой работы.
— Вы прекрасно справляетесь.
Но молодой полицейский, конечно, был прав. Он не подходил для такого рода работы. Да и никто не подходил.
— Послушайте, Чарли, ребята в оцеплении, наверное, совсем издергались. Устройте-ка вместе с Дином обход. Успокойте. Позаботьтесь о кофе. И ради Бога, проследите, чтобы они не высовывались. Свою голову, кстати, тоже поберегите.
— Я пойду с вами, — предложила Анжи. — Если Артур не против.
— Ты догонишь его, — кивнул переговорщик. — А пока мне надо переброситься с тобой парой слов.
— Встретимся на улице. — Психолог посмотрела на Бадда и подвинула стул ближе к Поттеру.
— Анжи, мне нужен союзник, — сказал тот. — Кто-то из заложниц.
Она подняла на него глаза.
— Мелани?
— Было ли то, что она совершила, непредсказуемой реакцией? Или я все-таки могу рассчитывать на чью-то помощь?
Анжи на мгновение задумалась.
— Когда Мелани училась в школе Клерка Лорена, там придерживались принципов орализма, то есть запрещали пользоваться языком жестов, считая, что в таком случае у глухих разовьются навыки чтения по губам. Это тяготило ее — теперь педагоги тоже понимают пагубность подобного метода. Тогда Мелани разработала собственный, почти незаметный язык жестов. Она пользовалась только пальцами, чтобы учителя не видели движений ее рук, как было бы, если бы она пользовалась обычным языком глухих. Ее язык распространился по школе как лесной пожар.
— Она придумала язык?
— Да. Но обнаружила, что десяти пальцев недостаточно для всего объема лексики и синтаксиса. Тогда она ввела в свой язык переменный элемент. Это была блестящая находка. Никто из глухих не использовал раньше в языке ритм. Она наложила временной размер на жестикуляцию пальцами, и сделала это явно под влиянием того, как работают дирижеры за пультами оркестров.
Артур Поттер, который всю жизнь зарабатывал тем, что с кем-то говорил, был восхищен.
— Примерно в это же время, — продолжала Анжи, — начали шириться протесты и выдвигались требования перейти на программы, которые предполагали обучение глухих языку жестов. И один из аргументов глухих учителей заключался в том, что учащиеся и без того пользуются языком Мелани.
Но сама Мелани не имела никакого отношения к этим протестам. Она отрицала, что изобрела язык, как будто боялась, что администрация накажет ее за это. Хотела одного: отсидеть уроки и вернуться домой. Очень талантливая, очень умная и очень робкая. В этом году ей предложили стипендию в колледже Галлодета в Вашингтоне, но она отказалась.
— Почему?
— Никто не знает. Наверное, из-за происшествия с братом.
Поттер вспомнил, что завтра молодому человеку предстоит операция. «Интересно, — думал он, — успел ли Питер Хендерсон связаться с родными Мелани?»
— Может быть, — проговорил он, — некоторая робость вообще сопровождает глухоту?
— Извините, агент Поттер, — перебила его Фрэнсис Уитинг. — Складывается впечатление, что для работы в ФБР необходима определенная толика фашизма.
— Простите? — изумился переговорщик.
Девушка пожала плечами:
— Стереотипы, применяемые к людям. Глухие постоянно страдают от этого. Считается, что они нищие. Что они глупые, тупые, глухие и немые. Что они робкие. Хеллен Келлер
[34]
как-то сказала, что слепота отрезает человека от вещественного мира, а глухота — от людей. Глухие компенсируют свой недостаток. Ни одно другое отличительное физическое состояние человека не привело к возникновению сообщества и расцвету культуры, которая есть у глухих. Возьмите самые разные группы: голубых, парализованных, силачей, высоких, низкорослых, престарелых, алкоголиков, — вы не увидите ничего подобного. Сообщество глухих отличается воинственной сплоченностью. Их можно назвать какими угодно, но только не робкими.
— Положен на обе лопатки, — кивнул Поттер.
Девушка улыбнулась.
Переговорщик посмотрел на поле за окном и обратился к Анжи:
— У меня ощущение, что до сего момента переговоры с одним только Хэнди давали результат. Но я мог бы спасти еще три-четыре жизни, если бы кто-то из заложниц мне помог.
— По-моему, Мелани не годится для этого.
— Принято к сведению. А теперь иди, — Чарли уже и так ломает голову, куда ты запропастилась.
Анжи вышла из фургона, Фрэнсис последовала за ней и направилась в мотель проверить, как обстоят дела с родными заложниц. А Поттер вернулся к столу и вызвал в воображении фотографию Мелани — ее лицо, волнистые белокурые волосы.
«Какая она красивая», — сказал он себе.
Затем распрямился и посмеялся над собой.
Хорошенькое личико? О чем он только думает?
Переговорщик не имеет права испытывать к заложникам ничего похожего на стокгольмский синдром. Это первейшее правило во время подобных кризисов. Он должен быть готов, если потребуется, пожертвовать ими. Но сейчас Поттер не мог заставить себя перестать думать о Мелани. Это было тем более нелепо, что в последнее время он редко обращал внимание на внешность женщин. После смерти Мариан у Поттера было всего одно романтическое приключение — с симпатичной женщиной лет под сорок. Их связь с самого начала не имела перспектив. Теперь Поттер считал, что человек шестидесяти лет и старше способен на романтическое чувство. Но в сорок — пятьдесят полагал, что это невозможно. Из-за негибкости. Гордости. И разумеется, вечных сомнений.
Глядя на здание бойни, он решил, что последние пятнадцать лет после смерти Мариан самые важные разговоры он вел не с Линден, двоюродной сестрой жены, и ее родственниками, не с женщинами, целомудренно бравшими его под руку на службе, а с мужчинами, направлявшими в голову заложников свои пистолеты, готовые к бою. И с другими женщинами — с короткими черными волосами, восточными лицами и нарочито европейскими кличками. С преступниками, психопатами и потенциальными самоубийцами. Он изливал им душу, а они изливали ему свои. Конечно, лгали насчет тактики и мотивов (как и он им), но говорили чистую правду о себе: о своих надеждах и мечтах, уже погребенных или еще не утраченных, о семьях, детях и жестоких поражениях в жизни.