Из трех касс работала только одна, и к ней выстроилась довольно приличная очередь. Ника со вздохом встала в хвост – курить она может захотеть и среди ночи, поэтому придется стоять. Ей почему-то вдруг захотелось взглянуть в лицо девушки в ярком плаще, чтобы удостовериться в том, что ошиблась, и она обернулась, но парочки не было. «Странно, – подумала Ника, обводя взглядом ту часть магазина, которая просматривалась от кассы, – куда они могли деться? Тут только один выход – через кассы».
Расплатившись, она вышла на улицу, закурила и медленно пошла к небольшому переулочку, в который выходили металлические ворота дворовой ограды. Там всегда было темно, свет шел только из окон домов, но этого явно не хватало. У мусорных баков копошился бомж, бормотал что-то громко, но разобрать слов Ника не могла. Уже войдя в ворота, она почему-то оглянулась и вдруг зацепилась взглядом за яркий плащ – встреченная ею в супермаркете парочка входила в помещение дорогого ресторана национальной кухни. Девушка вошла первой, а молодой человек чуть задержался, щелкнул кнопкой автосигнализации. Ника заметила, какая именно из припаркованных машин мигнула фарами, и, когда юноша скрылся за дверью ресторана, подошла ближе. На зеркале заднего вида висели черно-белые четки с кистями – это была машина Тимура, парня Дины. «Надо же, не ошиблась, – подумала Ника, возвращаясь во двор. – Вот только какого, простите, хора они делают в это время в центре, когда живут в Митино, а? Ведь я точно это знаю, даже была однажды у Динки, когда та болела. Очень странно».
– Скажи, зачем ты продолжаешь тянуть эту лямку, а?
Ирина восседала в глубоком кресле своей московской квартиры, курила и внимательно смотрела на скорчившуюся напротив на диване Нику.
– Какую? – сморщилась Стахова, прекрасно понимая, что Ирка имеет в виду.
– Да такую! – Подруга запахнула чуть разошедшийся на груди пеньюар и продолжила: – Зря, что ли, ты прилетела ко мне среди ночи? Что, дома не спалось, так не терпелось у меня на диване отлежаться?
Ника понуро опустила голову. Действительно, Ирина была права: она не хотела возвращаться домой, ее угнетала очередная ссора с Артемом, и, чтобы не перебирать в голове всю ночь то, что они друг другу наговорили, она и позвонила подруге, попросившись на ночлег.
– Я не знаю, Ирка… с одной стороны, я вижу, что это тупик, эти отношения себя исчерпали, все идет как-то по привычке, машинально, что ли… А с другой – ну где взять лучше-то? Сравниваю Артема с остальными и понимаю: те еще хуже. Этот хоть родной какой-то, все про него уже понятно. А там…
– Фу, какая чушь, – скривилась Ирина. – Ты рассуждаешь как клуша-обывательница. Ну и что теперь? Всю жизнь просидеть рядом с ненужным тебе человеком по принципу «хоть плохонький, но есть»? Я тебя не узнаю, Ника. Перед тобой стелется такой мужик, Гавриленко этот, а ты сидишь здесь и сопли распускаешь по поводу Масленникова! Да он никогда тебе предложения не сделает, когда ты уже поймешь это, а?
– А я понимаю, – печально отозвалась Ника, – понимаю, Ир, ты не думай. Но… я рядом с ним много лет, привыкла… и работа… Это ж надо сразу из «Хроникера» уходить – нам вдвоем там будет слишком тесно.
– Тоже мне – потеря великая! Газета «Вестник Козлопупинска»! Да тебя с твоим именем любое специальное издание оторвет с руками! Дело не в работе, Ника. Дело в том, что ты боишься взять и резко отрубить. А не думала, что по кусочкам отрезать больнее?
– Больнее. Но я не могу пока.
– Ну и дура, – подытожила Ирина, – так и просидишь около него всю жизнь – не жена, не любовница, никто.
«Никто»… Именно этим словом и сама Ника определяла свое положение при Артеме вот уже пару лет.
– Знаешь, Иришка, вот сейчас, мне кажется, самый удобный момент все оборвать… Он меня так подставил, что и не приснится – вот и повод, но…
– Ты со своими «но» так и будешь всю жизнь одна, Стахова! – перебила Ирина. – Я тебе предлагаю хоть раз в жизни подумать о себе – лично о себе, о том, чего ты хочешь. Ну скажи: разве тебе не хочется хоть на час оказаться с этим Максимом наедине, а?
Ника усмехнулась:
– Я бываю с ним наедине регулярно, и не по часу. Что с того?
– Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, – не приняла шутку подруга, – может, стоит попробовать? – С этими словами Ирина встала и удалилась в спальню.
Ника осталась наедине со своими невеселыми мыслями и с необходимостью завтра с утра отправляться на работу, сидеть на утренней летучке, слушать Артема, видеть его в коридоре, сталкиваться на пороге кабинета…
Она со вздохом поднялась с дивана, потянулась к оставленному Ириной на подлокотнике кресла комплекту белья. Взгляд ее упал на лежавший тут же телефон – в углу дисплея светился конверт эсэмэс. Ника открыла его и отпрянула. «Не делай этого. Сильно пожалеешь».
…Она не могла понять, как именно оказалась на стройке, как вообще попала туда. Вышла вечером из офиса, забросила на плечо ремень сумки, вынула сигареты и зажигалку, отвернулась к стене, чтобы прикурить, – и все. Провал. Очнулась от холода, пронизывавшего все тело – тонкая ветровка не грела, а к вечеру неожиданно похолодало.
Ника, со стоном схватившись за раскалывающуюся голову, попыталась принять сидячее положение и оглядеться. Когда глаза привыкли к темноте, она с удивлением обнаружила, что находится в недостроенном здании, по пустым помещениям которого свободно гуляет холодный ветер. Каждый звук эхом разносился под высокими сводами, вызывая жуткие ассоциации с голливудскими боевиками и триллерами. «По закону жанра сейчас должен появиться некто в темном», – подумала Ника, шаря рукой возле себя в поисках сумки. Ее, разумеется, не было, как не было ни сигарет, ни зажигалки. Даже мобильник, по какому-то недоразумению сунутый во внутренний карман ветровки, и то нашли, не поленились.
– Хорошо, что я сегодня ноутбук не забрала, вовремя Славка-сисадмин предложил программы обновить, как чувствовал, – пробормотала Стахова.
Нужно было выбираться отсюда, но все тело охватила какая-то слабость. Хотелось спать – прямо здесь, на грязном бетоне, под стеной, чтобы утром, открыв глаза, увидеть в незастекленном оконном проеме солнце. «Бред какой-то». – Разозлившись на себя, Ника попыталась встать, но ноги не слушались. Рухнув на колени, она поняла, что не справится – очень уж странное состояние. Тыльная часть правой кисти была вымазана чем-то, и Ника поднесла руку к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Коричнево-бурые пятна. Она понюхала руку, но запаха краски не было.
– Кровь, что ли? – Она провела пальцем по пятнам и ощутила боль.
Казалось, что болит каждая косточка. Ника попробовала согнуть пальцы и не смогла, снова охнув от резкой боли, отозвавшейся во всей руке до плеча. «Сломаны пальцы-то у меня», – поняла Стахова, баюкая руку как ребенка, стараясь заглушить боль. В этой ситуации ее успокаивало только одно: Ника была левшой, а потому временная утрата подвижности в правой руке ничем ей особенно не грозила. Тот, кто притащил ее на стройку, не знал об этой Никиной особенности.