И она улыбнулась обомлевшему охраннику самой широкой из своих улыбок. Ваня так оторопел, что даже позабыл, что должен открыть для Инги дверцу. Вспомнил он о своих обязанностях только после того, как Инга вплотную подошла к машине и с выжидающим видом остановилась у дверцы. Только тогда Ваня выскочил и с извинениями распахнул ее перед Ингой.
Алена понимающе взглянула на подругу и хмыкнула:
– Решила добить бедного Ваню?
Инга показала ей кулачок:
– Молчи!
– Молчу, молчу. Только учти, если ты выведешь ценного сотрудника из строя, Василий Петрович тебя за это не похвалит.
– Ничего вашему драгоценному Ване не сделается. Сама говорила, что у него в «Дубочках» полно подружек. Утешится с кем-нибудь из них!
– Ах, вот что тебя задело? Так я тебе скажу: Ваня к этим бабам из жалости только и ходит. По хозяйству им помогает. Он ведь хороший мужик, хотя и со странностями. Ты его не обижай!
– А как я могу его обидеть?
– Будто я не видела, как ты на него взглянула! И как ему улыбалась, я тоже видела. Тебе его к себе привязать – раз плюнуть. Ты его бросишь, а он страдать потом будет.
– Ага… исстрадался весь там… в ваших «Дубочках»!
Но этот разговор им пришлось прервать. В машину вернулся Ваня, который наконец справился с охватившим его волнением. Он сел за руль, и троица отправилась знакомиться с родителями Ульяны. Особенно их интересовал ее отец. Такой оригинал, который назвал обеих своих дочерей одинаковыми именами, заслуживал особенного к себе отношения.
Однако дверь подругам открыла женщина лет шестидесяти – шестидесяти пяти. Она была высокой, носила длинные волосы, и на ее лице, как говорится, еще сохранились следы былой красоты. Конечно, фигура у женщины с возрастом расплылась и утратила привлекательные очертания, присущие юности. Но если судить по Ульяне и Лене, эта женщина в молодости должна была быть обладательницей стройной талии, пышной груди и длинных ног.
Впрочем, ее внешность портили красные опухшие глаза и щеки. Было видно, что женщина приняла близко к сердцу весть о кончине своей дочери.
– Вы из полиции? – тихо произнесла она и, не дожидаясь ответа самих сыщиц, добавила: – Ленка меня предупреждала, что вы можете ко мне заглянуть.
– Примите наши соболезнования.
Не известно, что принято говорить в таких случаях у полицейских, но Алена полагала, что лишняя вежливость тут не помешает.
Мать Ульяны кивнула, показывая, что принимает высказанные ей соболезнования, и спросила:
– Расскажите, как это случилось? Она страдала?
– Ни единой минуты!
Алена понятия не имела, так это или нет, но сочла, что лучше будет соврать.
– Слава богу! – воскликнула женщина, но тут же снова съежилась. – Хотя какая теперь уже разница. Ульянку-то назад не вернешь. Со вчерашнего вечера не могу в себя прийти. Все сижу и думаю – какой ужас! За что с моей девочкой такое случилось?!
– Мы бы тоже хотели это знать.
– Скажите, как это произошло? От Ленки я ничего толком не узнала. Такая бестолочь! Принеслась под вечер, слезы льет, а внятно рассказать ничего не смогла.
Алена между тем прислушивалась к звукам в доме. Не похоже, чтобы в квартире был еще кто-то. Не слышно ни шагов, ни ребячьего лепета, ни голосов.
– А ваш муж и дочь не будут присутствовать при нашем разговоре?
– Муж? – удивилась мать Ульяны. – Знаете, мы с ним в разводе…
– Так его тут нет?
– Нет.
– И он не знает об этом несчастье? Вы ему не сообщили?
– Конечно, я сообщу ему о смерти Ульяны, но… но позже. Да и сделать это будет не так-то легко.
– Почему?
– Новая жена моего мужа не очень-то меня жалует. То же самое касается и Ульяны. Впрочем, муж и сам не очень-то рвется общаться с нами. Исключение, пожалуй, составляет одна Лена. Если кому и удастся дозвониться до Андрея, то лишь ей.
– Лена – его любимица?
– Хм… м-да…
Женщина как-то странно смутилась, но потом все же закончила свою мысль:
– Лена – папина дочка. Всегда так было. Ульяна – сама по себе, я на работе, а Андрей с Ленкой целыми днями возится. Она и мальчика своего хотела в честь деда назвать, да отец вмешался и… Ой!
Вот теперь женщина смутилась уже по-настоящему. У нее даже кончик носа покраснел.
– Да не переживайте вы, – попыталась утешить ее Алена. – Эксперты уже установили, что у Ульяны не было детей. Коля – это ведь ребенок ее сестры?
– Да. Коленьку нам Лена… подарила. Такая хорошая у меня младшенькая… Заботливая, хозяйственная. И что мужикам еще надо? Не везет с ними Ленке. Сначала с одним турком жила, так он не женился, в другой город перевелся – да и забыл про Лену. Потом какой-то Слава был, у него Лена жила, но матери Славкиной она не ко двору пришлась. Та, видишь ли, сына за богачку норовила отдать. А моя Ленка – рвань лапотная. Но ничего, теперь вот ребеночка родила, квартира отдельная, всем дочь довольна…
– А отец вашего внука… Он кто?
– Не знаю, чем он занимается. В чужие дела я не суюсь, мне своих хватает.
Сыщицы переглянулись. Странные отношения в этой семье. Оба родителя – сами по себе, и сестры – сами по себе.
– Лена у меня умничка, – продолжала гудеть женщина. – А Ульянка с самого детства хулиганкой росла. Спасибо Андрею, пока с нами жил, он ее немного приструнивал. Но как только мы с мужем развелись, с Ульяной совсем никакого сладу не стало! Меня она не слушалась, сестрой крутила, как хотела.
– Ульяна была старшей?
– Да, хотя Лена всегда выглядела старше своих лет. Такая серьезная, да и крупненькой она уродилась. А Ульянка… Мелкая, ушлая, всюду свой нос совала, вечно за всеми шпионила, до всего-то ей дело было. И мысли какие-то у нее вечно в голове бродили…
– Какие? Какие мысли?
– Разбогатеть Ульянка всегда мечтала. Вот о чем были ее мечты и мысли: о деньгах!
И женщина снова заплакала.
– Скажите, вы с дочерью тут жили?
– Прописана Ульяна в моей квартире, – кивнула головой женщина и внезапно спохватилась: – Да что же мы с вами в прихожей-то разговариваем? Проходите. Наверное, хотите на комнату Ульяны взглянуть?
И она тяжело пошла по узкой прихожей.
– А как вас зовут?
– Неужели у себя в органах вы справок обо мне не навели? – не поворачиваясь, грубовато произнесла женщина. – Или запамятовали?
– Извините.
– Лариса Львовна меня зовут. Запомнили теперь?
Комнат в квартире было всего две. В первой – проходной – жила мать Ульяны. Тут до сих пор стоял разобранный диван с давно не стиранным несвежим бельем. Вещи были разбросаны как попало. И вряд ли этот беспорядок являлся плодом одного вечера. Нет, корни его прорастали глубже. Эту квартиру захламляли старательно и регулярно на протяжении многих месяцев, а то и лет.