Обратный отсчет - читать онлайн книгу. Автор: Лев Пучков cтр.№ 27

А Глебычу труднее потому, что он ЗМС (заслуженный мастер спорта) по военно-прикладному застолью, в то время как все мы — едва ли даже третьеразрядники. У Глебыча просто нормативы другие, там все гораздо сложнее и круче…

Так вот, когда подобные радостные события случаются с периодичностью, допустим, в полгода (на худой конец — раз в квартал), это еще терпимо.

А теперь представьте себе, как непросто военному человеку, когда он волею случая вдруг стал обретать служебно утраченных друзей десятками и в течение какого-то месяца!

Тем, кто незнаком с существом вопроса, это может показаться несущественным, однако поделюсь: я человек малопьющий, но было так тяжело, что порой возникало устойчивое желание застрелиться из табельного оружия. Каково же было несчастному Глебычу!

Кстати, у Васи с Петрушиным разлученных с ними боевых братьев было куда больше, чем у меня (Вася у нас вообще очень популярная личность в войсках), но эти мерзавцы устроились очень даже неплохо. Практически все их кореша, как и они сами, либо не употребляют совсем, либо чисто символически. Самое разнузданное, что они себе позволяли в таких случаях, — это футбол до упаду, баня с кружкой пива на брата, а потом обильное застолье длиной в целый вечер: много вкусной еды и… соки. Маньяки, короче, русскому человеку такое понять непросто.

— Вчера кореша из двадцать первой встретил… — рассказывает бодренький розовый Петрушин, одаряя светозарным взглядом зеленого Глебыча, потухшие глаза которого полны боли и желания немедля похмелиться. — Собрались с пацанами, оттянулись по самое не могу: четыре часа в футбол гоняли…

Вот такая суровая оперативная работа. Ничего не попишешь: мы привыкли, что в нашем деле всегда приходится чем-то жертвовать…

Ростовского мы достали через третьи руки. Во время очередного оперативного застолья мне сообщили, в числе прочих новостей, что Валера жив, вроде бы работает в убойном отделе, находится где-то неподалеку, в зоне досягаемости, и даже дали домашний телефон.

Телефонный номер я неровным почерком занес в блокнот и на пару недель вычеркнул это событие из памяти. Как-то все недосуг было. Спустя две недели, на очередном совещании, достал зачем-то блокнот, напоролся на Валерин номер и сообщил Петрушину:

— Слушай, совсем из головы вылетело… Ростовский отыскался. Может быть полезен в плане сбора информации, как-никак опером работает. Нет желания навестить?

Петрушин почесал затылок и надолго сморщил репу. Задумался. Заметили, я не взвыл от радости, получив данные о местонахождении Ростовского. И не помчался сломя голову бросаться в объятия нашего давно не виденного однополчанина и однокашника. И Петрушин не взвыл и даже не подпрыгнул.

Объясняю, что это за странности поведения такие.

Петрушин, Ростовский и я, будучи в свое время курсантами, учились в одной роте. Причем Петрушин с Валерой были в одном взводе, который готовили по программе обучения спецподразделений. Проще говоря, в спецвзводе. У нас в каждом батальоне (то бишь на курсе) был один такой взвод, в который отбирали наиболее крепких, жизнеспособных и кровожадных товарищей, чтобы вырастить из них терминаторов.

По окончании училища мы все вместе служили в одной дивизии (оперативных бригад тогда еще не существовало в природе, это 87-й год, там пока что все было лепо и тихо). Петрушин с Валерой были командирами взводов спецназа, я — простым пехотным офицером. Жили в одной общаге, совместно питались и проводили нехитрый лейтенантский досуг. Однако крепкой дружбы там не было, общались, скорее, в силу необходимости — когда с человеком живешь в одной комнате, поневоле приходится контактировать.

Валера оказался человеком довольно сложным, однако чтобы в деталях охарактеризовать его, потребуется много времени. Дабы не вдаваться в пространные описания, могу сказать попросту: Ростовский — это нечто среднее между мной и Петрушиным. Гибрид, короче.

С Петрушиным мне было просто. Он хотя и обзывал меня головастиком, но безоговорочно признавал верховенство моего интеллекта. А я с большим уважением относился к его незаурядным физическим параметрам. Этот человек не просто высок ростом, имеет стать Геркулеса и наделен чудовищной силой — в нем клокочет какая-то особая первобытная мощь. Феномен в своем роде, попробуй такого не уважать!

А еще Петрушин отличается своей фундаментальной, я бы даже сказал — гранитной надежностью. У него это сызмальства: если обещал — умрет, но сделает.

В первый год нашей офицерской службы был случай: я попросил Петрушина встретить меня ночью, когда буду возвращаться от дамы. Дело было в Тбилиси, там своя местная специфика. Имелась достоверная информация, что некие злые грузины сильно не одобряют мои ухаживания за местной дивчиной, проживавшей в районе Самгори. Да бог с ними, если бы просто не одобряли, но ведь они собирались отловить меня в укромном местечке и примерно воспитать по своему образу и подобию! То есть сделать мне большой горбатый нос, большую репу и чтобы я разговаривал с сильным акцентом. А я такие вещи не люблю: я берегу себя, любимого.

Петрушин как раз выводил свой взвод по плану выходного дня в город, просьбу слушал на ходу, в ответ едва кивнул и буркнул:

— Ладно.

Спустя часа четыре гуляю я с дивчиной по Руставели, встречаю наших из дивизии, и они мне сообщают: у нас новости — Петрушин на «гарнизонке» (гарнизонной гауптвахте). Водил солдат в кино и там поправил лица двум нетрезвым майорам — они его равнять пытались. Один из майоров, к несчастью, оказался приятелем коменданта.

Ну все, думаю, пропало мое «сопровождение». Вечерком пощебетал с дивчиной, проводил до дому и отправился обратно. Дошел до опасной зоны — там по-другому к дивизии не пройдешь, надо выбирать один из трех переулков, каждый из которых выходит на небольшую площадь, где ежевечерне тусуются мои «доброжелатели»: играют в нарды, пьют вино и травят анекдоты.

Стою, как тот пьяный богатырь у дорожного камня, и гадаю, по какому переулку двигаться навстречу неизбежному воспитательному процессу. Вдруг из каких-то кустов выламывается наш «майороизбиватель» и как ни в чем не бывало бурчит:

— Не фига там стоять, пошли домой…

Я в трансе. Ту площадь мы миновали вмиг — приставать к нам постеснялись (к тому моменту Петрушин уже имел в округе репутацию конченого негодяя). Стал выяснять, что да как, оказалось: товарищ элементарно сбежал с гауптвахты. А на «гарнизонке», между прочим, режим содержания, как в нормальном сизо, — это вам не домашняя дивизионная «губа». Малость придушил выводного (это товарищ, который арестантов выгуливает по разным надобностям) — тот минут на пять отключился, жить вроде будет, забрал ключи и удрал.

— Совсем сдурел?

— Так обещал же…

Потом товарища отмазывали всей дивизией: его самую малость под трибунал не отдали. Вина отвезли в комендатуру — немерено, хватило бы неделю поить целую роту.

Валере с нами было нелегко. Потому что он по натуре чемпион и пессимист. Он по жизни привык со всеми подряд соревноваться и при этом всегда бился за первое место, остальные позиции его не устраивали. А тут, как ни крути, выходило, что Валера гораздо слабее Петрушина (вот нашел, с кем тягаться!) и… на порядок дурнее меня.