Воскрешение на Ресуррекшн-роу - читать онлайн книгу. Автор: Энн Перри cтр.№ 32

— Я знаю! — В голосе Карлайла звучала злость на собственное бессилие.

Он прошел мимо Идза и зашагал по душному сырому коридору. Доминик вынужден был следовать за ним, чтобы не оставаться одному в этом коридоре с каменными стенами. Он продрог до костей.

Комната, в которой они очутились, была большая, с низким потолком, и освещалась газом. В углу топилась печь. Около пятидесяти-шестидесяти мужчин, женщин и детей сидели, распарывая старую одежду, сортируя куски ткани, кроя и сшивая их заново. Воздух был таким спертым, что у Доминика запершило в горле, и пришлось приложить усилия, чтобы его не стошнило. Карлайл же, по-видимому, привык к этой духоте. Перешагнув через груду тряпок, он подошел к одной из женщин.

— Привет, Бесси, — бодро сказал он. — Как вы сегодня?

Женщина улыбнулась, показав почерневшие зубы, и что-то пробормотала в ответ. Она была крупная, с нескладной фигурой, и Доминик решил, что ей около пятидесяти. Он не понял ни слова из того, что она сказала.

Карлайл повел его туда, где с полдюжины детишек сидели, распарывая старые брюки. Некоторым из них было не больше трех-четырех лет.

— Трое из них — дети Бесси. Раньше они работали дома, но когда там провели железную дорогу, то расчистили трущобы, и дом, в котором была их комната, снесли. Ее муж и старшие дети делали спичечные коробки по два с половиной пенса за сто сорок четыре штуки. Сама Бесси работала на спичечной фабрике «Брайэнт энд Мэйз». Вот почему она так странно говорит — у нее некроз челюсти, вызванный фосфором в спичках. Она всего на три года старше Алисии Фицрой-Хэммонд. Вы бы так не подумали, не правда ли?

Это было уж слишком. Доминик пришел в ужас.

— Я хочу выбраться отсюда, — сказал он тихо.

— Как и все мы. — Карлайл обвел руками всю комнату. — Вы знаете, что треть лондонцев живет не лучше их — либо в многоквартирных скворечниках, либо в работных домах?

— Что же тут можно сделать? — с беспомощным видом спросил Доминик. — Это… это так… необъятно!

Побеседовав еще с парой людей, Карлайл повел Доминика обратно и язвительно попрощался с мистером Идзом на пороге. После спертого воздуха в помещении даже серое небо и мелкий дождь были приятны.

— Нужно изменить некоторые законы, — ответил на его вопрос Карлайл. — Самый последний клерк, умеющий писать и считать, — принц по сравнению с этими несчастными. Нужно дать детям бедняков образование и ремесло. Для родителей уже почти ничего нельзя сделать, но мы можем попытаться улучшить жизнь детей.

— Возможно. — Доминик с трудом за ним поспевал. — Но с какой целью вы показали все это мне? Я же не могу изменить законы!

Карлайл остановился. Он подал несколько пенсов ребенку, который просил милостыню. Мальчик немедленно передал их старику.

— Только подумайте — посылать своего внука просить для вас милостыню! — пробормотал Доминик.

— Вряд ли они родственники. — Карлайл зашагал дальше. — Детям охотнее подают, особенно если они слепые или калеки. Некоторые женщины даже нарочно калечат своих детей: тогда у тех больше шансов выжить. А теперь я отвечу на ваш вопрос. Вы можете поговорить с такими людьми, как лорд Флитвуд и его друзья, и убедить их сходить в парламент и проголосовать за изменение закона.

Доминик пришел в ужас.

— Но я же не могу рассказывать им о таких вещах! Они… — И тут он сам понял, что именно сказал.

— Да, — согласился Карлайл. — Они почувствуют отвращение и оскорбятся. Джентльмен не должен смущать других столь неприятной темой. Думаю, на днях я испортил вам ленч. Теперь вы не получаете такого удовольствия от жареного гуся, когда думаете о чем-нибудь таком, не так ли? И тем не менее далеко ли, по вашему мнению, от Гэдстоун-парк до Семи Циферблатов? — Они завернули за угол и в дальнем конце улицы увидели кеб. Карлайл ускорил шаг, и Доминику пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отставать от него. — Но уж если мне приходится обхаживать этого бесчувственного Сент-Джермина, то и вы, наверное, сможете пережить несколько неприятных минут с Флитвудом, не правда ли?

Доминик провел ужасный вечер, и когда он проснулся на следующее утро, было ничуть не лучше. Он велел слуге хорошенько вычистить одежду, в которой был вчера, а если запах останется, отдать кому угодно. Однако от картинок, стоявших перед его мысленным взором, было не избавиться таким простым способом. В душе он ненавидел Карлайла за то, что тот вынудил его увидеть то, о чем он бы предпочел не знать. Конечно, Доминик всегда знал в теории, что существует бедность, но никогда не видел ее по-настоящему. Ведь на улице не всматриваешься в лица бедняков — равно как не замечаешь фонарные столбы и ограды. Человек слишком занят собственными делами, чтобы думать о них.

Но еще хуже, чем картинки, был вкус во рту. Стойкий запах бедности никуда не делся, и, все, что ел Доминик, имело неприятный привкус. А может быть, то было чувство вины?

Он еще раньше договорился отвезти Алисию, которой нужно было съездить по какому-то делу, и велел заранее подать экипаж. Доминик заехал за ней в четверть одиннадцатого, и она сидела наготове и ждала его — хотя, конечно, и виду не подала. Она воображала, что он ничего не заметит, вероятно, забыв, что Доминик уже был женат и имел представление о маленьких женских хитростях.

Алисия, одетая во все черное, сегодня была особенно хороша: белокурые волосы блестели, нежная кожа была ослепительно белой. Она вся сияла безукоризненной чистотой. Невозможно было сравнивать ее с той женщиной из работного дома.

Алисия что-то говорила ему, но он не слушал.

— Доминик? — повторила она. — Вам нехорошо?

Ему хотелось поделиться с кем-то вчерашними впечатлениями, так как он не мог думать ни о чем другом.

— Вчера я встретил вашего друга Карлайла, — резко произнес он.

Удивленная его тоном, она спросила:

— Сомерсета? Как у него дела?

— Мы вместе откушали в клубе, а потом он заманил меня в самое ужасное место, какое мне приходилось видеть! Я никогда не мог вообразить ничего подобного…

— Мне жаль. — Алисия обеспокоенно взглянула на Доминика. — Вы не пострадали? Уверены, что хорошо себя чувствуете? Я легко могу отменить этот визит — ничего срочного.

— Нет, я не пострадал! — Его голос звучал сердито, он перестал владеть собой, в душе кипели смятение и гнев. Доминику хотелось, чтобы кто-то все объяснил. А еще лучше было бы оставаться в неведении — так легче жилось.

Алисия явно ничего не понимала. Она никогда в жизни не видела работный дом. Ей не разрешали читать газеты, и она никогда не имела дело с деньгами. Домоправительница вела записи расходов, а муж оплачивал ее счета. Единственные лишения, с которыми она столкнулась, — это когда отец урезал ей деньги «на булавки», потерпев неудачу с вкладами.

Доминик хотел объяснить, что именно он видел и какие чувства испытывал. Однако об этом можно было рассказать только некрасивыми словами. Да и как описать вещи, которые Алисия ни за что не смогла бы вообразить? Сдавшись, он погрузился в молчание.