Сельва умеет ждать - читать онлайн книгу. Автор: Лев Вершинин cтр.№ 49

Важно, что усы и брови его, чуть выглядывающие в прорезях спецназовской маски, серебрятся сединой, а голос не по-молодому надтреснут. Похоже, они с пилотом — ровесники. И хотя пассажир куда более поджар и спортивен и вряд ли его мучают по ночам боли в суставах, главное — не это. А то, что он тоже — из старой гвардии, из парней, любивших риск и презиравших удобства. Недаром же предпочел он старую добрую «стрекозку», злыми языками называемую рухлядью, а истинными знатоками — антиквариатом, ярким бесшумным безделушкам. Да, конечно, все эти новомодные «паджаэро» почти не нуждаются в ремонте и практически не падают, но им все равно никогда не сравниться надежностью с вертолетом…

Рычаг от себя.

Толчок.

Есть!

— Когда назад, шеф? — в соответствии с инструкцией не покидая кабины, кричит пилот, и пассажир, уже стоящий на снегу, не желая перекрикивать громыхание винтов, растопыривает три пальца.

Все ясно. Через три часа. По правде сказать, пилот предпочел бы обождать здесь, не гоняя машину туда-сюда попусту: надежность надежностью, но мало ли что? Однако ничего не поделаешь, таков приказ.

Рычаг на себя!

Взвихряется, вспучивается снежная пыль.

Проводив взглядом резво рванувшуюся ввысь «стрекозку», пассажир стягивает с потной головы опостылевшую маску-шапочку. Он и впрямь далеко не молод, хотя назвать это сухощавое лицо, украшенное тонкими седыми усиками, старческим ни у кого не повернулся бы язык, а многочисленные морщины опять же нисколько не портят впечатления, скорее добавляют шарма. Его выправка идеальна, а продолговатый сверток, судя по всему, не такой уж легкий, он вскидывает на плечо без видимых усилий.

Короткий взгляд на хронометр.

Четырнадцать пятьдесят одна.

Отлично. В самый раз.

Среброусый еще раз поглядел вслед вертолету, уже превратившемуся в крупную, ежесекундно уменьшающуюся темную точку. А когда треск и стук окончательно растаяли в горной тиши, двинулся вперед, к отвесной, совершенно гладкой стене, возвышающейся в нескольких десятках шагов от места посадки.

Идти было нелегко. Мешало, и крепко мешало железо, поддетое под овчинный, армейского образца полушубок. С каждым шагом идущий все жестче кривил губы, сплевывал, порой что-то неразборчиво бормотал.

Как человек здравомыслящий, немало поживший и переживший, он подозревал, что выглядит сейчас довольно-таки дурацки, а когда придется скинуть полушубок, вообще превратится в шута горохового.

Подумать только — кольчуга, налокотники, наплечники…

Бред.

Впрочем, выбирать не приходится. В чужой монастырь со своим уставом, как известно, не ходят. А если кто и суется, ему не отпирают.

Подойдя вплотную к стене, седоусый снова оттянул рукав с запястья.

Четырнадцать пятьдесят семь.

Подумать только, всего лишь сотня шагов, а семи минут как не бывало. Херовый результат, даже с поправкой на глубокий снег. Пр-роклятые железяки…

Ладно, хватит о грустном.

За дело!

Скинутый полушубок упал на снег. Тысячи лучиков распрыгались по насту, соскочив с добротно отполированной вязи железных колец и чешуи нагрудника. Высоко задрав голову, седоусый медленно и внятно, тщательно придыхая и бережно следя за ударениями, произнес несколько коротких, гортанных, царапающих слух слов.

Мерзкий холодок пробежал по спине. Противно дернулось сердце.

Но, как и было обещано, скала откликнулась.

Мгновенная рябь промчалась по глади, пушистые хлопья зашевелились, вскипели, холодный парок возник и тотчас опал звонкими градинами, а посреди белизны, словно смоляное пятно, возникла иссиня-черная, маслянисто поблескивающая плита.

Седоусый удовлетворенно кивнул.

В последний раз, уже без особой необходимости, почти машинально, сверился с хромированным циферблатом.

Четырнадцать пятьдесят девять.

С секундами.

Пора…

Сноровисто распаковав сверток, высвободил из ветоши дряхлый, незаточенный, со следами плохо удаленной ржавчины меч.

Неодобрительно осмотрел.

Поморщился. Секунду помедлил.

Безо всякого удовольствия трижды поцеловал испещренную непонятными письменами крестовину и приложил к глянцево-маслянистой черни выпуклый алый камень, вделанный в навершие роговой рукояти. А затем, чувствуя себя уже полным идиотом, принялся вычерчивать закорючки рун.

Справа налево: …коса с двойным лезвием. Ансуз, знак посланника.

Чуть дрогнула почва под ногами, и легчайшим гулом откликнулся черный камень.

…острие кельского меча. Уруз, знак силы.

Светло-пепельная, почти неуловимая дымка на миг застлала глаза.

…косой крест, вытянутый вверх. Гебо, знак союза равных.

Черная плита, всхлипнув, распалась надвое, открывая узкий проход.

И сомкнулась, пропустив пришельца в темное чрево горы Гохберг.

В короткий коридор, больше похожий на захудалую заводскую проходную, правда, без турникетов и вахтерской будки, плавно переходящий в гигантскую, на девять десятых залитую смолистой тьмой пещеру…

Да.

Вымершие в незапамятные времена болтуны-миннезингеры, как ни странно, не врали. Разве что самую малость преувеличивали.

Тридцать, может быть — тридцать пять, но никак не сорок фарфоровых колонн уходили в затянутую тьмой высь, подпирая невидимые своды, не шлифованный мрамор, а тщательно отполированные гранитные плиты лежали у ног вошедшего, а посреди пещеры, на высоких табуретах, расставленных по периметру круглой и плоской базальтовой глыбы, неподвижно восседали окольчуженные воины в белых накидках, украшенных большими алыми крестами. Ровно двенадцать было их, оцепеневших в вечном веселье, одинаковых, словно дюжина капель прозрачной ключевой воды, и лишь тринадцатый, сидящий спиною к замшелому, вяло потрескивающему камину, отличался от прочих и возрастом, и статью, и обликом. Вычесанные космы густой рыжей бороды волнами ниспадали на его широкую грудь, а хмурое чело венчала зубчатая, изукрашенная огромными лалами корона.

По самым примерным прикидкам, оптом, не торгуясь и учитывая неизбежный откат ментам, каменья тянули тонн на девятнадцать-двадцать, если не на все двадцать пять. В послереформенных кредах. Само собой, живым налом.

Седоусый присвистнул.

И тотчас же сидящие на табуретах зашевелились.

Забренчали кольца железных рубах, зашуршал грубый холст накидок, где-то в темноте зафыркали, заприседали, издавая призывное ржание застоявшиеся кони, распахнулись под рыжими бровями венценосного великана беспощадные серо-голубые глаза, и, описав в душном воздухе полукруг, в самую середину стола-монолита ударила тяжелая шипастая булава.