Секрет бабочки - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Эллисон cтр.№ 19

— Как сегодня поучилась? — спрашивает он, занимая свое место.

— Отлично, — отвечаю я. Какое-то время мы сидим в молчании, потом он начинает есть. Я таращусь. Похоже, забыла, как выглядит ужинающий отец.

Наконец он нарушает молчание.

— Я сожалею, что редко бываю дома. Мне надо понять, что делать с этой чертовой компанией, которой я занимаюсь. Пытаюсь раскрыть глаза городским властям… перевозки химических веществ. Это отвратительно, знаешь ли. Тот парень, он считает себя большой шишкой… тридцати лет от роду, а уже исполнительный директор… пытается выкрутиться с этими сомнительными сделками.

Когда он вновь начинает говорить, его голос звучит спокойно.

— В любом случае я хочу, чтобы ты знала, Ло. Я стараюсь. Ты это знаешь, так? Твоя мама и я… мы делаем все, что можем. Этим вечером я ушел с работы пораньше, чтобы побыть с тобой.

— Я знаю. Половина восьмого. Так рано, — слова застревают в горле. Горошек в беспорядке разбросан по тарелке, лапша лежит спутанной горкой.

— И я попытаюсь бывать дома гораздо больше времени, — он вновь берет вилку. — Между прочим, этим вечером я видел во дворе мешок для мусора. Ты прибиралась в своей комнате, о чем мы с тобой говорили?

Дохлая кошка. Значит, он увидел кошку до того, как я ее похоронила?

— Ты не заходил туда? В мою комнату? — ровным голосом спрашиваю я, терпеливо разделяя горошины на тарелке. Три одинаковые группы. По семь горошин в каждой. Не так хорошо, как девять, но и не ужасно. Не самое худшее. — Потому что это моя территория, папа, и я не хочу, чтобы кто-нибудь…

— Расслабься, — говорит он мне. — Я не заходил в твою комнату. Но я помню, что просил выбросить часть хлама шесть месяцев тому назад, и я просто хочу убедиться, что ты ко мне прислушалась… — Он смотрит на мою тарелку и вздыхает. — Перестань гонять еду по тарелке, просто ешь, хорошо? Ты же любила зеленый горошек, Ло.

Но я работаю, так что его голос — тихое бормотание, которое я едва могу разобрать. По центру тарелки по-прежнему отвратительная куча. Я не могу остановиться, пока каждая горошина не обретет положенное ей место у одного края тарелки. Групп три. Осталось распределить шесть горошин. Пять горошин. Четыре. Три.

Папа наблюдает за мной краем глаза, пока мы сидим в молчании. Единственные звуки — скрип вилки по его тарелке и шуршание горошин по моей.

Я сосчитываю количество горошин в каждой группе, чтобы подтвердить равенство всех. «Одна, две, три, четыре…»

Но папа вмешивается.

— Ло. Я просил тебя это прекратить. — И мне приходится начинать все сначала. Одна, две, три, четыре, пять, шесть. Одна, две, три… — Ло. Посмотри на меня. Пожалуйста. Ты принимаешь таблетки? Ло? Ответь мне. — Опять все сначала, лицо горит, тело бурлит, смесь ярости и стыда. Он не понимает: я не хочу быть такой, как мама, — оглоушенной, пустоголовой. Я предпочитаю это. Группы. Порядок. Системы. Схемы. Безопасность безопасность безопасность. Его рука выстреливает вперед в попытке схватить мою вилку. Я вскрикиваю, отдергиваю ее. Начинаю все сначала, как и должна.

Группа первая: одна, две, три, четыре, пять, шесть.

Он сверлит меня взглядом, я продолжаю начатое.

— Ешь свой чертов ужин, Пенелопа!

Я вдыхаю, глубоко. Закончила. Все готово. Три одинаковые группы, по количеству, цвету, конфигурации.

Я сжимаю руками край стола, отодвигаю стул, встаю. Папа смотрит на меня с ужасным выражением лица, с таким видом, будто я — мутант в клетке.

— Сядь, Пенелопа. Мы собираемся поужинать, как нормальные…

— Я не голодна, — повторяю я. Быстро отступаю от стола, пальцы сжимаются в кулаки. — Я ненавижу песто. Я всегда ненавидела песто. — Я иду в коридор и влетаю в ванную. Закрываю дверь и запираю ее, отчасти ожидая, что папа будет ломиться в нее и требовать, чтобы я вышла и вновь села за стол. Но он не ломится. Минутой позже я слышу, как он проходит мимо ванной. Дверь в его кабинет открывается и закрывается.

Я трижды выдыхаю, перед каждым вдохом считаю до трех.

Мамину косметичку я нахожу среди пластиковых флаконов с увлажняющими кремами и стеклянных пузырьков с лаком в корзинке, которая стоит слева от раковины. Все покрыто толстым слоем пыли. Я смахиваю пыль с косметички, с минуту держу в руках, не отрывая от нее взгляда. Уголком глаза вижу призрак матери-из-прошлого, который восседает перед зеркалом, поблескивающим в вечернем свете.

Я покидаю ванную и тихонько крадусь наверх, в свою комнату, осторожно отодвигаю кучку антикварных столовых приборов, головы, руки и ноги разобранных кукол, высокую стопку фотографий чужих семей с детьми, собаками и на отдыхе к ножке моего стола. Покончив с этим и освободив место, сажусь перед антикварным гардеробом из вишневого дерева и смотрюсь в большое овальное зеркало.

Шурш-шурш — я скольжу кисточкой взад-вперед по лицу, наблюдая, как оно становится все розовее и розовее. Поначалу блестки колются. Пудра давно не использовалась, вот они и стали жесткими. Меня опять трясет, теперь уже от волнения. Мне с трудом удается краситься, а уж как я сумела подвести глаза — просто не знаю. Руки ходят ходуном.

Теперь густо накрашенное лицо в зеркале даже не выглядит как мое. Мое отражение старше меня, я словно вижу себя в будущем, и если бы я прошла мимо себя на улице, то подумала бы, что эта девица как минимум студентка колледжа.

Меня вдруг охватывает глубокая удовлетворенность: я и представить себе не могла, что так легко стать кем-то еще. Положить себя на дальнюю полку какого-нибудь темного чулана, а потом появиться совсем другой, с кричащим макияжем, сверкающим женским призраком.

Я смотрю на кожу этой новой девушки, безупречно чистую, гладкую — конечно же, без шрамов. А потом я моргаю, и призрак тает в воздухе. В зеркале снова я. Простушка со шрамом. В голову приходит мысль, что я собираюсь солгать родителям и удрать в клуб, когда мне положено прилежно учиться, как нормальной девушке-подростку.

Ирония ситуации заставляет меня громко засмеяться, и я прижимаю руку ко рту, чтобы заглушить звук. Не хочу, чтобы папа решил, что я даже безумнее, чем он думает.

Я отступаю от зеркала на гардеробе, чтобы еще раз оглядеть свою комнату, когда дрожь пробивает меня с новой силой; дергаются даже сжатые в кулаки пальцы. Но это хорошо, что я решила оглядеться, поскольку сразу замечаю: каменных волков надо передвинуть на пять дюймов вправо, все девять. И мне надо добраться до них тремя большими шагами или двадцатью семью маленькими, чтобы этим вечером меня не поймали. Я добираюсь тремя большими, быстро переставляю волков, еще раз оглядываю свое маленькое королевство. Полный порядок. Я готова покинуть безопасность моего теплого кокона и выпорхнуть в окружающий мир, новый для меня. В каком-то смысле.

Быстро: я вынимаю скомканный клочок бумаги из «конверса» и перекладываю в одну из старых маминых туфель на высоком каблуке. Сегодня я надену их, чтобы слиться с другими посетителями клуба. Наконец я сжимаю пальцами подвеску-лошадь, которая лежит на моей груди, чувствую подошвой скомканный клочок бумаги, а статуэтка-бабочка Сапфир лежит в кармане моей куртки. Я хватаю сумку с ручки стула, который стоит у моего стола, кладу в нее кошелек. К старту все готово. Я добираюсь до двери девятью средними шагами и крадучись, с гулко бьющимся сердцем, спускаюсь вниз. Тонкая серебряная полоска видна под дверью кабинета отца, в остальном дом погружен в темноту. Я хватаю несколько крекеров из открытого пакета в кладовой, внезапно ощутив дикий голод.