Импровизация на тему убийства - читать онлайн книгу. Автор: Яна Розова cтр.№ 8

Вот он: стоит на троллейбусной остановке с двумя друзьями и хохочет во все горло над какой-то их идиотской шуткой. Посмотрите на него! Ему смешно! От смеха у него ослабели колени, смеясь, он запрокидывает породистую голову, и заходящее за козырек остановки солнце целует его в лоб. Потом Игорь выпрямляется, устало мотает головой, утирает пальцами слезы с глаз и… снова начинает смеяться.

Позже я допрашивала Игоря – что так рассмешило его 7 апреля 2007 года, в 17.00 по московскому времени, когда он стоял на троллейбусной остановке «Площадь Менделеева»? Он этого не помнил. Вообще-то он даже не знал, что в тот день случилась наша первая встреча. А откуда бы ему знать?

Я сидела в машине, постукивая пальцами по обтянутой змеиной кожей баранке, и не могла оторвать от него глаз. От Игоря, как я узнала два дня спустя.

Во рту был чуть заметный привкус зубоврачебного кабинета и новые коронки из металлокерамики. На остановке я притормозила, лишь случайно увидев, как смеется этот парень. Мой внутренний сканер, которым я не зря гордилась, определил абсолютно точно: это не похабный гогот тупого жеребца, это не идиотское ржание придурка. Это настоящий, бесшабашный, безудержный смех чистого душой человека. А то, что Игорь впоследствии оказался великолепным любовником, для меня имело намного меньше значения.

Три года я не слышала, как смеются такие люди…

Мы все постепенно научились смеяться так, как делал это мой муж: сдержанно, пряча в глазах презрение и усталость. И не надо думать, будто я не понимала, почему Ник так смеется, откуда у него такое отношение к людям, будто они все выродились, измельчали и не стоят ни доброго слова, ни искреннего смеха. Ник имел все основания для цинизма.

Когда Игорь перестал смеяться, я словно очнулась. Вспомнила о времени, об обязанностях.

Подъехал троллейбус, Игорь простился с приятелями, вскочил на заднюю площадку. Я завела свой «ниссан», чтобы ехать домой. А поехала следом за троллейбусом, похожим на сарай с колесами. Я терпеливо тормозила на каждой остановке, боясь, что он спрыгнет с подножки, а я его упущу.

Понимала ли я, что делала? Кажется, да. Просто захотела того самого счастья, утерянного в десятилетнем возрасте и не вернувшегося в результате аферы с замужеством.

Длинноногий парень (Игорю было тридцать пять, но выглядел он неприлично юным) со светлым ежиком волос вышел на конечной остановке, в спальном панельном районе. Я припарковалась чуть дальше, возле супермаркета самообслуживания, едва не сворачивая шею в ужасе от одной только мысли, что потеряю его. Выскочила из машины, не глядя, кликнула сигнализацией, бросилась в проулок между девятиэтажками, этими скучными, жуткими девятиэтажками, где живут люди, которых Ник зовет плебсом и которым он приписывает разнообразные дешевые пороки, вроде лузганья семечек, инцеста и наследственной тупости.

Игорь вошел в дом номер 51/3 по улице 50 лет ВЛКСМ. Я нырнула следом. В подъезде пахло газом и мочой, а у лифта стоял он. Я подошла и стала рядом, делая вид, будто ожидаю этот громыхающий лифт за исписанными матом дверями… Про мочу я уже упоминала.

Объект наблюдения оказался выше ростом, чем я предполагала. У него был красивый профиль, чуткие нервные ноздри, светлые, будто выгоревшие на солнце брови, смешливые тонкие морщинки в уголках глаз. Волосы, мягкие светлые волосы он стриг очень коротко, отчего обнажалась крепкая, схватившая загар шея. Уставившись на эту шею, я судорожно вздохнула.

В лифт я шагнула первой и тогда в первый раз услышала его голос:

– Вам куда?

Надо было отвечать, но куда мне? В пропасть?

– В пентхаус, – улыбнулась я, премьерно блеснув своей металлокерамикой.

Игорь улыбнулся в ответ и нажал шестой этаж. Я поняла, что он живет на шестом.

На шестом этаже я замешкалась, якобы ища нужную кнопку, но на самом деле высматривая дверь квартиры, в которую вошел Игорь. Дверь была дешевая, крашенный в серый цвет гладкий металл. Он отпер ее своим ключом.

После этого я три недели ходила вокруг Игоря, как акула, которая выбирает место и время атаки, почуяв в морской воде кровь. Завела привычку срываться из дома чуть свет, гнать до конечной шестого троллейбуса, останавливаться за поворотом и ждать появления Игоря. Я провожала его на работу, а вечером повторяла маршрут с конца, провожая его домой. Где он работал – я уже знала, кем он был – тоже. Игорь работал в администрации города, а был он моей мечтой.

С одной стороны, это было хорошо, потому что я совершенно перестала реагировать на выходки экс-тещи Ника, которая проживала в его доме и делала все возможное и невозможное, чтобы испортить мне жизнь. Однажды увидев Игоря, я оказалась в ином измерении, и отрицательные эмоции Зюзи, которые раньше меня так задевали, неслись мимо. Она видела, что я не завожусь в ответ, и отставала.

Лишь только узнав, что на белом свете существует Игорь, я смогла забыть про боль, которая не оставляла меня уже больше года, я могла спокойно ходить мимо своего мужа, говорить с ним о его сыне и спать ночами, не прислушиваясь к его шагам в коридоре и скрипу двери его кабинета.

Кроме этих двух положительных моментов, хорошего в моей тайной влюбленности было мало. Я все забывала, везде опаздывала, говорила несуразицы. Вместо английского везла своего пасынка Митьку на тренировку в спортивную школу, забывала проверять его уроки, пропустила важное родительское собрание. Под конец еще и бездумно подставила мальчишку.

Митька, здоровый двенадцатилетний лоб, нашкодил в школе. На самом деле он и виноват-то не был. Просто дал списать домашнее задание по математике Эльвире Горской – девочке, которая ему нравилась. Математичка, которая упорно считала, что дурное поведение в классе – результат умственного убожества ребенка, не поверила, что сложную задачу Митька смог решить сам, и обвинила в списывании именно его. Эля, увы, в своем грехе не призналась.

Я точно знала, что мальчишку не за что наказывать. Математика давалась ему легко. Вот только убедить в этом учительницу, которая знала, что у Митьки богатый папа, мне не удавалось. В нашем элитном лицее с углубленным изучением всего на свете проблемы решались просто: сунул учительнице конвертик – и полный порядок! То же самое должно было произойти и в этот раз.

Запись в дневнике Митька принес, естественно, мне. Нанести визит в кабинет математики надо было в среду, ровно в восемнадцать часов, а я в это время снова оказалась не в школе, а на остановке «Площадь Менделеева». Как так получилось – не знаю, и нет мне оправдания. Поскольку училка, не обнаружив предков Димы Сухарева в назначенное время в положенном месте, с ожидаемым конвертиком, набрала номер нашего домашнего телефона и, негодуя, высказалась прямо в уши экс-тещи.

Когда я, дура, появилась на пороге, Митька уже стоял перед отцом. Взглянув на судорожно сцепленные за спиной пальцы мальчишки, я помертвела.

– Ты разболтался! – услышала я рык Сухарева. – Ты забыл о своих обязанностях!

Митька обернулся и увидел меня. Наши взгляды встретились. Мой – виноватый, лживый, ищущий оправдания и прощения, и его, взгляд юного человека, познавшего предательство.