— Да, Нола… — Сато понизила голос и зловеще
проговорила: — Как и все, что вы видели за последние сутки, фотография пирамиды
и рентгеновский снимок — секретные материалы. Ни с кем не советуйтесь, о
результатах работы докладывайте мне лично, понятно?
— Да, мэм.
— Хорошо. До связи. — Сато отключилась.
Нола потерла глаза и сонно взглянула на мониторы. Она не
спала уже тридцать шесть часов и знала, что отдохнуть не удастся, пока
проклятую чрезвычайную ситуацию не урегулируют.
Что бы там ни стряслось.
* * *
В экскурсионном центре Капитолия четверо оперативников ЦРУ,
одетых во все черное, жадно смотрели в глубь тускло освещенного туннеля, точно
свора борзых перед охотой.
Закончив звонок, к ним подошла Сато.
— Господа, цели операции ясны?
— Так точно, — кивнул командир. — Необходимо
добыть два предмета: каменную пирамиду высотой приблизительно в один фут и
запечатанный сверток кубической формы, высотой два дюйма. И то и другое
последний раз видели в портфеле Роберта Лэнгдона.
— Верно, — кивнула Сато. — Эти предметы надо
достать неповрежденными и как можно скорее. Вопросы есть?
— Применение силы разрешено?
Плечо у Сато до сих пор болело в том месте, куда ее ударил
Беллами.
— Как я сказала, главное — изъять означенные предметы.
— Будет сделано. — Оперативники развернулись и
побежали по туннелю.
Сато посмотрела им вслед и прикурила сигарету.
Глава 51
Кэтрин Соломон всегда была осторожным водителем, но сейчас,
не разбирая дороги, гнала по Cьютлэнд-парквей со скоростью девяносто миль в
час. Целую милю она не отрывала ноги от педали газа — лишь тогда паника начала
понемногу отступать и Кэтрин сообразила, что дрожит всем телом не только от
страха.
«Мне холодно!»
В салоне бушевал залетавший в разбитое окно промозглый
ветер. Босые ноги Кэтрин онемели, и она потянулась за запасными туфлями,
которые всегда держала под пассажирским сиденьем. Тут же дали о себе знать
синяки на шее, оставленные могучими руками убийцы.
Человек, разбивший стекло в ее машине, не имел ничего общего
с привлекательным доктором Аваддоном. Густые светлые волосы и ровный загар
исчезли, а вместо них была бритая наголо голова и чудовищная мешанина
татуировок под размазанным тональным кремом.
Кэтрин вновь услышала голос ревевшего сквозь завывание
ветра: «Надо было убить тебя десять лет назад, когда я убил твою мать!»
Она содрогнулась: да, это он. Как ни старалась, Кэтрин не
смогла забыть его горящий безумной яростью взгляд. Не забыла она и звук
единственного выстрела, который прикончил этого зверя: он упал с высокого
обрыва в реку, пробил лед и утонул. Тело искали несколько недель, но в конце
концов решили, что труп унесло течением в Чесапикский залив.
«Нет, он жив. И вернулся».
Кэтрин обуял страх — нахлынули страшные воспоминания. Это
произошло почти ровно десять лет назад. На Рождество. Кэтрин, Питер и их мама —
вся семья — собрались в своем великолепном потомакском имении. Вокруг было
двести акров леса, через который бежала река.
Мама, как всегда на праздники, прилежно трудилась на кухне и
готовила угощение. Даже в почтенном семидесятипятилетнем возрасте Изабель
Соломон стряпала с удовольствием и в избытке. По дому витали аппетитные ароматы
запеченной оленины, подливы с пастернаком и картофельного пюре с чесноком. Пока
мама готовила, брат с сестрой отдыхали в зимнем саду, обсуждая новую науку под
названием «ноэтика». Фантастическая смесь физики элементарных частиц и древнего
мистицизма, ноэтика полностью захватила ум и увлекла воображение Кэтрин.
«Гибрид физики и философии».
Рассказ Кэтрин об экспериментах, которые она мечтала
провести, весьма заинтриговал Питера. Было особенно приятно развлечь брата под
Рождество, ведь последние годы праздник напоминал всей семье о страшной
трагедии — о смерти Закари, единственного сына Питера.
Двадцать первый день рождения Закари оказался последним в
его жизни.
Семья прошла через сущий кошмар, и теперь, спустя пять лет,
Питер заново учился смеяться.
В физическом развитии Закари отставал от своих сверстников,
был хрупким и нескладным, капризным и озлобленным подростком. Несмотря на
любящую и состоятельную семью, он словно бы нарочно отгораживался от
«истеблишмента» Соломонов. Его выгнали из частной школы, он ночами напролет
кутил в клубах со знаменитостями и отвергал все родительские попытки твердо, но
с любовью наставить его на путь истинный.
«Он разбил Питеру сердце».
Незадолго до совершеннолетия племянника Кэтрин встретилась с
мамой и братом и долго слушала их пререкания по поводу того, стоит ли
придержать наследство Закари, пока он не образумится. Соломоны исправно чтили
традиции и на восемнадцатый день рождения передавали каждому ребенку изрядную
часть семейного состояния, твердо веря, что наследство приносит куда больше
пользы в начале жизни, чем в конце. Тем более такое распределение средств среди
молодых и ретивых отпрысков было главным принципом преумножения фамильного
капитала.
Однако мама настаивала, что доверять нерадивому внуку такие
средства попросту опасно. Питер с ней не соглашался.
— Нельзя нарушать вековую традицию Соломонов. Деньги
помогут Закари взяться за ум.
Увы, брат ошибся.
Получив наследство, Закари сбежал из дома, даже не взяв
вещей. Через несколько месяцев в бульварных газетах стали появляться заметки:
«“Золотой мальчик” прожигает семейный капитал в Европе».
«Желтая пресса» со смаком описывала жизнь молодого повесы.
Соломонам было нелегко видеть фотографии с разнузданных вечеринок на яхтах и
попоек в ночных клубах, но печаль сменилась ужасом, когда в газетах появились
сообщения об аресте Закари за провоз кокаина через турецкую границу: «Юный
Соломон в турецком узилище».
Тюрьма называлась «Соганлик» — грязный клоповник в районе
Картал, что под Стамбулом. Испугавшись за жизнь нерадивого сына, Питер поехал в
Турцию, но вернулся с пустыми руками — ему не дали даже встретиться с Закари.
Обнадеживало лишь то, что влиятельные знакомые Питера из госдепартамента США
пообещали как можно скорее добиться экстрадиции.
Однако через два дня Питеру сообщили по телефону страшное
известие, а наутро все газеты кричали: «Наследник Соломона убит в тюрьме».