В колледже с громким названием Академия Филипс-Эксетер
Роберту приходилось шесть дней в неделю носить галстук. Несмотря на
романтические представления директора о том, что современный галстук происходит
от римского шелкового платка, которым ораторы согревали голосовые связки,
Лэнгдон знал: английское слово «cravat», галстук, произошло от «Croat», хорват.
Свирепые хорватские наемники, прежде чем ринуться в бой, всегда повязывали на
шею платок. Ну а в наши дни этот элемент военного обмундирования носят
конторские воители — в надежде запугать врага в ежедневных офисных битвах.
— Спасибо за совет, — усмехнувшись, ответил
Лэнгдон. — В следующий раз буду иметь в виду.
На его счастье, впереди показался элегантный
«линкольн-таункар», из которого вышел представительный мужчина в темном
костюме.
— Мистер Лэнгдон? Меня зовут Чарльз, я из компании
«Белтуэй лимузин». — Он услужливо открыл дверь. — Добрый вечер, сэр.
Добро пожаловать в Вашингтон.
Лэнгдон оставил Пэм чаевые за радушный прием и сел в
шикарный салон «линкольна». Водитель показал ему регулятор температуры, воду и
корзинку со свежайшими булочками. Несколько секунд спустя машина выехала с
территории аэропорта по частной трассе. «Так вот как живет другая половина!»
Гоня машину по Виндсок-драйв, водитель заглянул в путевой
лист и сделал короткий звонок.
— «Белтуэй лимузин», — деловым тоном сказал он в
трубку. — Меня просили позвонить, когда я заберу клиента. — Он
помолчал. — Да, сэр. Ваш гость, мистер Лэнгдон, прибыл, и к семи вечера я
доставлю его в Капитолий. Рад помочь, сэр.
Лэнгдон улыбнулся.
«Все-то у него предусмотрено».
Питер Соломон легко и непринужденно распоряжался немалой
властью, не забывая, однако, ни мельчайшей детали.
«Впрочем, несколько миллиардов долларов на счете делу не
мешают».
Лэнгдон откинулся на спинку роскошного кожаного сиденья и
закрыл глаза. Шум аэропорта постепенно стихал — через полчаса они уже подъедут
к Капитолию, а пока хорошо бы собраться с мыслями. События разворачивались так
стремительно, что Лэнгдон только сейчас осознал, какой необыкновенный вечер его
ждет.
«Прибыл под покровом тайны», — весело подумал он.
В десяти милях от Капитолия между тем старательно готовились
к приезду Роберта Лэнгдона.
Глава 2
Человек, называвший себя Малахом, прижал кончик иглы к
обритой голове: острие пронзило плоть, и он с наслаждением вздохнул. Тихое
гудение машинки манило и завораживало… как и укусы иглы, проникавшей глубоко
под кожу и оставлявшей там краску.
«Я — шедевр».
Татуировки никогда не делались ради красоты. Их накалывали,
чтобы измениться: нательные рубцы нубийских жрецов за два тысячелетия до нашей
эры, татуировки служителей культа Кибелы в Древнем Риме, современные маори и их
шрамы «моко»… Испокон веков люди татуировали тело, словно принося его в жертву
с целью выдержать испытание болью и преобразиться.
Вопреки грозным предписаниям Книги Левит (19:28), запрещавшим
наносить на тело отметины, татуировки стали обычным делом для миллионов
современных людей — от модничающих подростков до отпетых наркодилеров и
провинциальных домохозяек.
Это стало способом заявить миру о своем могуществе: «Я
властен над своей плотью». Упоительное чувство власти, возникающее при
физическом перевоплощении, подтолкнуло миллионы людей к тому, чтобы различными
способами изменять внешний вид: пластической хирургии, пирсингу, бодибилдингу,
стероидам… даже булимии и смене пола.
«Человеческий дух жаждет власти над материальной оболочкой».
Раздался бой напольных часов, и Малах поднял глаза. Половина
седьмого. Отложив инструменты, он завернулся в шелковое кимоно и вышел в
коридор. Воздух шикарного особняка был напоен резким ароматом красок и дыма
восковых свечей, которыми Малах стерилизовал иглы. Рослый молодой человек
прошел по коридору мимо бесценного итальянского антиквариата: гравюры Пиранези,
стула Савонаролы, серебряной лампы Бугарини.
По дороге он бросил взгляд сквозь большое, во всю стену,
окно и полюбовался классическим видом: сияющий купол Капитолия светился мрачной
силой на фоне темного зимнего неба.
«Оно сокрыто где-то там», — подумал Малах.
Об этом знало всего несколько человек. Еще меньше людей
имели представление о грандиозной силе, которой обладало сокровище, и о том,
как хитроумно его спрятали. По сей день это оставалось величайшей тайной
страны. Те немногие, кто знал истину, утаивали ее под покровом символов, легенд
и аллегорий.
«Теперь они открыли мне двери», — подумал Малах.
Три недели назад, пройдя таинственный ритуал, на котором
присутствовали влиятельнейшие лица Америки, он был посвящен в тридцать третью
степень — высшую степень самого древнего братства на планете. Несмотря на новый
градус, братья ничего не открыли Малаху. И не откроют, он это понимал. Так не
бывает. Малах мог ждать сколь угодно долго, но все равно не заслужить их
полного доверия.
К счастью, в доверии братьев он больше не нуждался.
«Посвящение уже сыграло свою роль».
В радостном предвкушении грядущих событий Малах зашагал в
спальню. Из установленных по всему дому динамиков звучала редкая запись:
«Вечный свет» из «Реквиема» Верди в исполнении кастрата — напоминание о прошлой
жизни. Малах включил громоподобный «Судный день» и под грохот литавр и
параллельных квинт легко взлетел по мраморной лестнице; полы кимоно развевались
за его спиной.
Желудок недовольно заурчал. Вот уже два дня Малах постился и
пил одну воду — готовил свое тело согласно древним обычаям.
«К рассвету я утолю голод, — напомнил он себе. — И
жажду мести тоже».
Малах почтительно вошел в спальное святилище и притворил за
собой дверь. Подойдя к гардеробной, он остановился перед огромным зеркалом в
золоченой раме. Не в силах противиться соблазну, Малах посмотрел на свое
отражение и медленно, словно разворачивая бесценный дар, развел в стороны полы
кимоно. От увиденного перехватило дыхание.
«Я — шедевр».
Крупное тело было гладко выбрито. Сперва Малах посмотрел на
свои ступни, татуированные чешуей и когтями ястреба, затем перевел взгляд на
мускулистые ноги, расписанные в виде резных колонн — левая со спиральными
бороздами, правая с вертикальными.
«Боаз и Яхин».
Пах и живот образовывали резную арку, а на мощной груди
расправил крылья двуглавый феникс… глаза птицы приходились точно на соски.
Плечи, шею, лицо и бритую голову Малаха покрывало затейливое кружево символов и
оккультных знаков.