— Прости… Меня, бывает, заносит, не остановиться. Но
ведь это сплошной восторг! Я столько лет читала древние тексты, где человеку
сулили безграничное торжество разума, и вот теперь мы научно доказываем, что
оно достижимо обычным физическим процессом. Мозг, если научиться его правильно
использовать, может подарить нам буквально сверхчеловеческие способности. А
Библия, как и многие древние тексты, — это подробная инструкция к самому
хитроумному из когда-либо существовавших механизмов. То есть к человеческому
разуму. — Кэтрин вздохнула. — Как ни удивительно, наука на данном
этапе лишь подбирается к тому, чтобы потянуть за краешек завесы, скрывающей
подлинные возможности мозга.
— Тогда твоя ноэтика поможет человечеству сделать
гигантский скачок вперед.
— Или назад. Ведь древние уже знали многое из того, что
мы только сейчас начинаем открывать заново. Не пройдет и нескольких лет, как
человеку придется принять то, что сегодня кажется немыслимым: мозг умеет
вырабатывать энергию, способную преобразовывать физическую материю. —
Кэтрин помолчала. — На наши мысли реагируют частицы… а значит, наши мысли
могут изменить мир.
Лэнгдон мягко улыбнулся.
— Знаешь, во что я поверила благодаря своим
исследованиям? Бог существует — это мысленная энергия, пронизывающая все и вся.
А мы, человеческие существа, были созданы по его образу и подобию.
— Что, прости? — не выдержал Лэнгдон. — Мы
были созданы по образу и подобию мысленной энергии?
— Именно. Физическое тело развивалось и
эволюционировало, а вот разум был создан по образу и подобию Божьему. Мы
понимаем Библию слишком буквально. Заучиваем про образ и подобие, но на самом
деле Господа копирует не тело, а разум.
Лэнгдон заинтригованно молчал.
— Это величайший дар, Роберт, и Господь ждет, когда мы
его оценим. По всему миру люди возносят взоры к небесам, ожидая Господа… и не
догадываясь, что это Господь дожидается нас. — Кэтрин сделала паузу, чтобы
Лэнгдон успел отследить ход мысли. — Мы творцы, однако наивно
прикидываемся «тварями». Считаем себя беспомощным стадом, которое
пастырь-создатель гоняет туда-сюда. Валимся на колени, словно перепуганные дети,
молим о помощи, о прощении, об удаче… Но как только осознаем, что действительно
созданы по образу и подобию Творца, придет понимание: мы тоже способны Творить.
И тогда наши способности раскроются в полной мере.
Лэнгдону вспомнился запавший в душу фрагмент из работы
философа Мэнли Холла: «Если бы Бесконечный Бог не пожелал, чтобы человек стал
мудрым, Он не снабдил бы его способностью к познанию».
[12]
Профессор снова поднял глаза к потолку, к «Апофеозу Вашингтона»,
символизирующему торжество приближения человека к божественному образу.
«Тварь… превращающаяся в Творца».
— А самое поразительное, — продолжала
Кэтрин, — что, научившись распоряжаться собой в полную силу, мы научимся
распоряжаться и окружающим миром. Мы сможем выстраивать реальность по нашему
замыслу, а не просто реагировать на существующие условия.
Лэнгдон опустил взгляд.
— Как-то… страшновато.
Кэтрин слегка смешалась, но в глазах мелькнуло уважение.
— Да, ты прав! Поскольку наши мысли способны изменить
мир, надо тщательно следить за тем, что мы думаем. Разрушительные мысли ничуть
не слабее конструктивных, а ведь разрушить всегда легче, чем построить.
Лэнгдон подумал обо всех заветах, предписывающих оберегать
древнюю мудрость от недостойных и открывать ее лишь просвещенным. Вспомнился
Невидимый колледж, вспомнился наказ великого Исаака Ньютона Роберту Бойлю
хранить «в строжайшей тайне» их совместные исследования. «Разглашение, —
писал Ньютон в 1676 году, — обернется для мира невиданной катастрофой».
— А теперь представь вот такой неожиданный
поворот. — Кэтрин вернулась к прежним рассуждениям. — Во всех
религиях мира испокон веков последователям внушалась необходимость верить и
уверовать. Наука же, которая отвергала религию как собрание предрассудков,
сегодня вынуждена признать, что ее будущее лежит именно в той отрасли, что
ведает понятиями веры — способностью сосредоточенного убеждения и умысла. Та
самая наука, что искореняла нашу веру в чудесное, сейчас наводит мосты через
пропасть, которую сама же и создала.
Слова Кэтрин повергли профессора в глубокие раздумья. Потом
Лэнгдон еще раз медленно поднял взгляд на «Апофеоз».
— У меня вопрос… — проговорил он, оглянувшись на
Кэтрин. — Даже если я на секунду поверю, что могу влиять силой мысли на
физическую материю и претворить в жизнь все свои желания… боюсь, мне не найти в
своем жизненном опыте ни одного примера, который бы меня в этом убедил.
Кэтрин пожала плечами:
— Значит, плохо ищешь.
— Не пытайся отделаться отговорками. Так ответил бы
священник. А я хочу услышать ответ ученого.
— Хочешь настоящий ответ? Пожалуйста. Вот я вручу тебе
скрипку и поведаю, что ты можешь сыграть на ней прекрасную музыку… Я ведь не
покривлю душой. Ты действительно на это способен — только сперва понадобятся
годы упражнений. Точно так же и с разумом, Роберт. Управлять мыслью надо
учиться. Чтобы воплотить намерение, требуется ювелирная сосредоточенность,
полная сенсорная визуализация и глубочайшая вера. Мы это доказали
экспериментально. И потом, точно так же, как с игрой на скрипке, у некоторых
изначально заложен больший талант. Вспомни историю — сколько просвещенных умов
совершали невероятное!
— Кэтрин, только не говори, что ты на самом деле веришь
в чудеса. Вода, превращенная в вино, исцеление страждущих наложением рук…
Кэтрин глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула.
— Я наблюдала, как человек — простым средоточием мысли
— превращает раковые клетки в здоровые. Я видела миллион случаев влияния
человеческого разума на физические объекты. Когда подобное происходит у тебя на
глазах каждый день, со временем привыкаешь и описанные в книгах чудеса уже не кажутся
невозможными.
Лэнгдона одолевали сомнения.
— Очень оптимистичный взгляд на мир, Кэтрин, согласен,
однако для меня это гигантское усилие над собой. Ты же знаешь, вера мне всегда
нелегко давалась.