Он поднял голову и посмотрел на Сато странным взглядом.
— Вы вот это видели? — Симкинс ткнул пальцем в
пол.
Подойдя поближе, Сато присмотрелась к ковру и помотала
головой, ничего особенного не разглядев.
— Присядьте на корточки, — подсказал
Симкинс. — И посмотрите на ворс.
Сато послушно присела — и поняла, что он имеет в виду. Ворс
оказался местами примятым… по ковру пролегли две параллельные колеи, будто по
нему катили что-то тяжелое.
— Самое загадочное, — продолжал Симкинс, —
это куда они ведут. — Он показал рукой.
Сато проследила взглядом две едва заметные параллели,
пересекающие ковер. Следы упирались в огромное — от пола до потолка — полотно,
висящее рядом с камином.
«Как такое может быть?»
Подойдя вплотную к картине, Симкинс попытался снять ее со
стены. Ни в какую.
— Закреплена намертво, — доложил он, пробегая
пальцами по краю рамы. — Постойте, тут внизу что-то есть. — Под
нижней кромкой палец задел крошечный рычажок. Раздался щелчок.
Симкинс толкнул раму, и картина повернулась, как вращающаяся
дверь. Сато невольно сделала шаг вперед.
Включив фонарь, Симкинс направил луч в темный провал за
дверью.
Сато прищурилась.
«Ну что же…»
Короткий темный коридор заканчивался массивной металлической
дверью.
Вал воспоминаний, прокатившийся через тьму, в которую
погрузились мысли Лэнгдона, отхлынул так же внезапно, оставив шлейф из
раскаленных искр, кружащих в вихре под знакомый монотонный шепот.
«Verbum significatium… Verbum omnificum… Verbum perdo…»
Бормотание напоминало заунывный хор, исполняющий
средневековую стихиру.
«Verbum significatium… Verbum omnificum…»
Слова эхом раскатывались по бездне, к хору присоединялись
все новые голоса.
«Апокалипсис… Франклин… Апокалипсис… Слово… Апокалипсис…»
Внезапно где-то вдали загудел погребальный колокол. Он
звенел не смолкая, все громче и громче. Все настойчивее, будто в надежде, что
Лэнгдон догадается, будто увлекая за собой его мысли.
Глава 111
Колокол на башне с часами звонил целых три минуты, и от его
звона дрожали хрустальные подвески люстры над головой Лэнгдона. Давным-давно,
несколько десятилетий назад, он приходил в знакомый всем зал академии
Филипс-Эксетер на лекции. Теперь же он приехал послушать обращение своего
замечательного друга к ученикам. Свет начал гаснуть, и Лэнгдон занял место у
задней стены, под пантеоном с портретами директоров академии.
Аудитория примолкла.
В полной темноте высокая темная тень пересекла сцену и
поднялась на трибуну.
— Доброе утро! — раздался усиленный микрофоном
негромкий голос.
Слушатели подались вперед и начали вытягивать шеи, пытаясь
рассмотреть лицо лектора.
Вспыхнул проектор, на экране появилась поблекшая черно-белая
фотография, изображающая живописный замок из красного песчаника с квадратными
башнями и готическими украшениями.
— Кто мне ответит, где это? — спросил человек за
лекторской трибуной.
— Англия! — раздался из темноты девичий
голос. — Фасад — смесь ранней готики и позднего романского стиля, а
значит, перед нами типичный норманнский замок, построенный в Англии где-то в
двенадцатом веке.
— Ух ты! — восхитился невидимый лектор. — По
истории архитектуры у кого-то, я смотрю, твердое «отлично».
По залу прокатился общий стон.
— Но вынужден вас огорчить, — продолжала
тень. — Вы промахнулись на три тысячи миль и половину тысячелетия.
Аудитория воспрянула духом.
Сепия на экране сменилась современной цветной фотографией
того же здания, снятой с другого ракурса. На переднем плане все так же высились
башни из песчаника, однако задний план отчего-то был занят величественным белым
куполом американского Капитолия.
— Подождите! — прозвучал тот же девичий
голос. — Получается, в округе Колумбия есть норманнский замок?
— Есть, с 1855 года, — подтвердил лектор. —
Именно этим годом датируется следующий снимок.
На экране возник новый слайд. Черно-белая фотография,
сделанная внутри здания: бальный зал с массивными сводами, но обстановка совсем
не бальная — скелеты животных, музейные витрины, стеклянные сосуды с
биологическими образцами, археологические находки и гипсовые слепки останков
доисторических рептилий.
— Этот удивительный замок, — возвестил
лектор, — был первым в Америке музеем естествознания. Дар нашей стране от
состоятельного британского ученого, верившего, что наше молодое государство
станет когда-нибудь страной просвещения. Он завещал отцам-основателям огромное
состояние с наказом построить в самом сердце нашей родины «очаг приумножения и
распространения знаний». — Лектор выдержал долгую паузу. — Кто
назовет мне имя этого щедрого ученого?
— Джеймс Смитсон? — послышался чей-то робкий голос
из передних рядов.
Аудитория откликнулась одобрительным перешептыванием.
— Правильно, Смитсон, — подтвердил со сцены
лектор. Только теперь он вышел на свет, лукаво блеснув серыми глазами. —
Доброе утро. Меня зовут Питер Соломон, я секретарь Смитсоновского института.
Учащиеся академии разразились бурными аплодисментами.
Лэнгдон со своего скромного места в заднем ряду с восторгом
смотрел, как Питер увлекает юных слушателей в фотопутешествие по ранней истории
Смитсоновского института. Зачином служили фотографии Смитсоновского замка —
лаборатории в цокольном этаже; экспонаты, расставленные в коридорах; целый зал
моллюсков, ученые, называвшие себя хранителями ракообразных, и даже старый
снимок, запечатлевший двух самых популярных обитателей замка — чету ныне
покойных сов, прозывавшихся Приумножение и Распространение. Получасовой экскурс
завершился впечатляющим снимком из космоса: Эспланада, со всех сторон
окруженная огромными зданиями Смитсоновского комплекса.