– Слушай, тибе что, савсем не стыдно, да? Может, ты уже раскаялся весь, а я не знаю. Давай мне тут поплачь немного, поползай по земле, посыпь голову песком, что ли… Ну ты панимаешь, восточные традиции, всё такое… Главное, чтоб все увидели, и я тибя тагда сразу пращу! Наверное…
Молчит пленник. Идёт себе, так же гордо голову задрав. Не желает унижаться.
– А-а… Бирминдулла, Бирминдулла-а-а, я с кем разговариваю, э?!
– Я уже говорил. Я не Бирминдулла.
– Кому говорил? Кагда?! Почему ты не Бирминдулла, как ты не Бирминдулла, а кто ты тогда?
– Офицер русской контрразведки, майор…
– Э-э, хватит, хватит, – султан перебил нетерпеливо. – Всё, не надо! У тебя просто совести нет. Раз-вед-чик он… Давай иди отсюда…
Русский офицер по-военному чётко разворачивается на месте.
– Нет, стой, стой! Слушай, я такой добрый сейчас, сам себе удивляюсь, правда. Гавари, может, у тибя какое последнее желание есть?
– Нет.
– Ну, может, тибе что-то нужно? У меня с собой арабское кунжутное масло есть, хочишь, кандалы тебе смажем, чтоб не натирали? На, вазьми, пока никто не видит…
– Мне ничего не надо! – твёрдо обрезал пленник.
– Ай-ай, какой же ты невозможный человек! – окончательно обиделся уязвлённый в лучших чувствах султан. – Ну, харашо. Тогда у меня есть последнее желание.
– А я тут при чём?
– Слушай, ну, пака мы идём, всё равно делать нечего, скажи мине что-нибудь восхвалительное в последний раз…
– Ну уж нет, – горько рассмеялся офицер. – Знал бы кто, как меня всё это за столько лет достало…
– Я тибя прашу…
– Нет!
– Э-э, ну будь ты человеком, разведчик! Я тибе всё сделаю!
– Отпустишь русских девушек – скажу, – сощурился бывший восхвалитель.
– Ты с ума сашёл? – схватился за голову владыка Халил. – Это ведь маи жёны! Как я их отпущу, э?!
– Это не твои жёны. Ты на них не женился, ты их просто украл.
– Слушай, ну я па-любому не магу такое… Отпустить, да? Шутник! Что обо мне люди скажут, ты падумал?!
– Тогда нам не о чем говорить, – упёрся разведчик.
– Ай… – надулся султан, в сердцах пиная погонщика слона царственной ногой, посидел минутку, подумал и предложил компромисс: – Ну, харашо-харашо, угаварил, да… Я скажу, что одна мине не нравится и, проявив великодушие, отпущу!
– Пятерых отпустишь.
– Ты что, савсем краёв не видишь, разведчик, мать твою шайтан за ногу?!
– Чего, чего?
– Дваих отпущу.
– Пятерых.
– Какой же ты мерзавец всё-таки, а?! – с чувством простонал султан, но, как и любой восточный человек, не мог отказаться от возможности хоть за что-нибудь поторговаться. – Тибя нада было повесить ещё во дворце! Троих отпущу. Троих!
– Пятерых.
А к их шумному спору на всю степь уже и челядь прислушивается. Кто-то подхихикивает втихую, кто-то уже ставки делает, кто-то пальцем у виска крутит, всем развлечения хочется, но в спор никто не влезает. Восточные люди – люди вежливые…
– Ты не представляешь, как я тибя повешу! Я тибя так повешу, что ты этого никагда не забудешь! Ты меня понял, да? В глаза смотри! Понял? Четверых.
– Пятерых.
– Всё, нет на него больше моего терпения! – взвыл султан, плюясь во все стороны. – Убирайся! Мерзавец! Разведчик! Пиридатель!
Запахнулся он за занавеску в своей беседке и надулся обиженно. Бдительные стражники тут же подхватили русского шпиона под белы рученьки и поволокли в конец каравана. Однако не успели они пройти и пяти шагов, как со спины слона капризно раздалось:
– Бирминдулла…
Все замерли. Парчовая занавеска отдёрнулась, являя царственную ладонь повелителя мира и растопыренные пальцы – пять!
Выдохнул русский офицер, руки стражников с плеч сбросил, подошёл к слону, голову задрал и начал честно, нараспев, громким и красивым голосом, да не абы как, а с выражением:
– И ничто на целом свете никогда не сравнится с умом, красотой и безграничным великодушием нашего наимудрейшего повелителя!
Высунулся из беседки султан Халил. Посветлело его лицо, как морда у кота в колбасном цеху Черкизовского мясокомбината, глаза сощурил, улыбка до ушей, слушает, наслаждается…
– Да и с кем я его сравню? Разве ничтожнейший царь Соломон, при всём великолепии своего золотого правления, хоть на миг сравнился бы по праведности с нашим владыкой? Разве царь иудейский Давид, победивший льва, смог бы затмить кротостью и благостью поступков нашего великого господина? Он царь царей, и нет ему равных ни до, ни после! Ибо сказано в книгах, написанных рукой Пророка…
Слушает султан, наслушаться не может. Распирает его от гордости за себя самого, от любви к себе, такому замечательному, от восторга, что может он самим фактом своего же существования столько людей облагодетельствовать. Ну кто сказал, что лесть отрава? Хвала не халва, от переедания халвы и стошнить может, а от лести – никогда…
Свесился на минуточку султан Халил из беседки, пальцем визиря на ослике подманил, душу излить:
– Как он гаварит… Ну вот как он такое обо мне гаварит, а? Ещё немножка, и я савсем не смогу его повесить, э…
Кивает визирь вежливо, поддакивает, а в глазах обида. Понимает, что хоть вражеского шпиона он разоблачил, но славы и талантов его отнять не может. Нет второго такого Бирминдуллы. Ну нет, и всё…
А навстречу им, с российской стороны, торопится к границе отряд воеводы. Басурмане пленниц понукают, плетьми грозят, на окрики грозные не скупятся. Оно и понятно: кому охота лишнее время на чужой территории задерживаться? Не приведи аллах, ещё казаки подтянутся, а с ними в очередной раз встречаться уж точно ни малейшего желания нет! Пообщались – спасибо, впечатлений надолго хватит, больше не надо, мы уж лучше домой пойдём, в родной басурманский султанат, а вы тут как-нибудь сами, без нас…
Ведьма вперёд кое-как процокала, воеводу догнала, до него домогаться стала. Ну вы ж помните, им реально было о чём перетереть, ведь оба, по сути, уголовные морды. Один – убийца и вор на государственной службе, другая – мошенница и аферистка с магическим стажем. Оба напряжены, у каждого своя правда, свои планы и свои проблемы…
– Приближается твой час, воин. Султанский караван уже близко. Я знаю, что ты не обманешь меня и сдержишь слово.
Промолчал воевода, лишь за рукоять ятагана схватился движением непроизвольным.
– Какой красноречивый ответ, – ведьма отметила с похвальным хладнокровием. – Но перчатка толстяка Халила всё равно будет моей! А вот куда потом пойдёшь ты?
– Что тебе за дело до моей судьбы?