— Ч-чё-оо?..
Она подбежала прямо к падшему меченосцу, размахивая руками, словно гоняла птиц или старалась высушить особо упорный лак для ногтей. И при этом голосила, как безумица. Коты обратили на нее все свое внимание — съежились, готовясь к прыжку. И тут куртка девчонки вспыхнула солнцем. Твари по всей улице испустили коллективный визг смертной муки. Сами коты и кошачьи детали задымились, занялись огнем. Горящие коты бросились в переулок через дорогу или кинулись прятаться под машины, но худая девчонка бегала за ними, металась туда и сюда, пока не загорелись все твари до единой — а потом и догорели, свелись к кипящим лужицам шерсти и слякоти, после чего — рассыпались кучками пепла.
И минуты не прошло, как на улице вновь стало тихо. Огоньки у девчонки на куртке погасли. Фехтовальщик поднялся с мостовой и снова приладил на голову оранжевый пирожок. На спине и руках у него оставались кровавые пятна, кровь была и на клетчатых брюках и оранжевых носках, но его она или кошачья, нипочем уже не сказать. Он встал перед тощей девчонкой и низко поклонился.
— Domo arigato, — произнес он, не отрывая взора от ее ног.
— Dozo, — ответила девчонка. — Кисок вы крошите, извините за выражение, херово.
Меченосец вновь поклонился — кратко и слегка, — после чего развернулся и потрусил через дорогу, а затем скрылся в переулке.
Лазарь ломился передними лапами в плексигласовую дверцу полицейской машинки, словно хотел подушечками отполировать ее так, что она растает и освободит хозяина. Эбби почесала ему нос — только на нем, считай, крови не было — и открыла дверцу.
— Эй, — сказала она.
— Эй, — ответило Императорское Величество.
Он вышел из машинки и огляделся. На полквартала вся улица была заляпана кровью, усеяна горками пепла, да кое-где валялись обугленные противоблошиные ошейники. Все машины забрызгало кровавой изморосью, и даже аварийные лампочки над несколькими пожарными дверями были все в каких-то кишках. Вонь сгоревших котов, висевшая в воздухе, ела глаза, а на тротуаре из рукавов и воротника пустой формы счетчицы высыпался жирный серый прах.
— Не всякий день узришь такое, — произнес Император, и тут из-за угла, прочесывая стены домов красными и синими бликами мигалок, вырулил полицейский «крейсер».
Патрульная машина остановилась, распахнулась дверца. За нею встал водитель, рука — на кобуре.
— Что здесь происходит? — осведомился он, стараясь не спускать глаз с Императора, а не с побоища, их окружавшего.
— Ничего, — ответила Эбби.
4
Прощай, любовное логово
Здесь представлены дневники Эбби Нормал — торжествующего победителя кисок-вампиров
Рыдаю, размышляю, скорблю — я унюхала горький розовый фламзик отчаянья, и слезы туши полосуют мне ланиты, будто глаза у меня закисли пережеванными черными «мармеладными мишками». Вся жизнь — черная бездна боли, а я так одинока — разлучена с моим обожаемым чарующим Фу.
Но прикиньте — я тотально надрала жопы целой банде коть-вампиров. Ну да, коть, а это значит — не одной, а многу. Огромный бритый кот-вампир Чет уже не бродит по Городу один; с ним теперь целое полчище небритых котов-вампиров поменьше, а я своей уматной солнечной курткой из многих наделала котейных тостов. Возле самого дома они напали на этого сбрендившего Императора и его собак, а я их спасла — выскочила на улицу и врубила фонари.
То была чисто техно-бойня, всюду кровища, а маленький такой японец крошил наступавших кисок типа серьезным таким гинсу.
[1]
Я знаю, что вы думаете.
Ниндзя, щаз…
Верняк, ОЯЕЗОРРО! Самурай в Городе без Обсосов!
Я даже не пыталась убедить легавых, когда они приперлись.
Они такие: «Чё тут у вас?»
А я им: «Ничё».
А они мне: «А вот это вот все вот — это что это вот?» И показывают на кровь, на дымящиеся кучки котейного пепла и что не.
А я им такая: «Фиг знает. Его спросите. Я просто шум услышала, вышла проверить».
И они поэтому давай спрашивать Императора, а тот попробовал им все сначала рассказать, и это была ошибка — но он же типа полоумный, к нему с душой надо. Только его все равно в синеглазку посадили и увезли вместе с собаками, хотя очевидно же — знали, кто он, просто мудацки себя повели. Императора все знают. Потому его и зовут Императором.
Фу тащемта домой приехал, и я прыгнула ему прямо в объятья и кагбэ завалила на пол массивным засосом, таким глубоким, что сам горелый тост с корицей его души на язык попробовала. Только потом все равно стукнула, чтоб не думал, будто я распутная. (Заткнитесь, стояк у него восстал.)
Он весь такой: «Хватит по мне стучать, я знаю, что ты не распутная!»
А я ему вся: «Ага, тогда откуда ты знаешь, что я тебя поэтому стукнула, и где ты был нахуй, мой безумный мангавласый мартышончик любви?» Иногда лучше сразу переходить из обороны в нападение и тут же задавать вопросы, если твои доводы сосут анус. Я этому научилась на занятиях по «Введению в массмедиа».
А Фу мне такой: «Дела».
А я ему: «Ты прощелкал мою героическую битву малютки-воительницы». И типа все ему рассказала, а потом грю: «Так теперь, значит, котов-вампиров много. Вот отчего оно так, зануды кусок?» Это у меня такая ласковая кличка для Фу, когда я имею в виду его навыки безумного ученого.
А он мне: «Ну, мы знаем, что для этого должен происходить обмен крови между вампиром и его жертвой перед кончиной последней, иначе эта последняя обращается в прах».
Я ему такая: «Значит, Чет поумнел и это знает?»
А Фу мне: «Нет, но если кота кусают, что для него естественней всего?»
Тут я ему вся: «Эй, я здесь вопросы задаю. Я твой начальник, ты в курсе?»
А Фу меня в тотальный игнор и весь такой: «Он кусается в ответ. Мне кажется, Чет обращает других котов по ошибке».
«Но он же высосал эту счетчицу досуха, а она не обратилась», — говорю.
«Это потому, что не кусалась».
А я такая: «Ну, это я и сама сообразила».
А Фу весь: «Их там могут быть сотни».
А я ему: «И Чет привел их сюда. К нам».
А Фу мне: «Он это пометил как свою территорию еще до того, как старый вампирюга его обратил. Считает своим участком. Вся лестница до сих пор воняет кошачьей мочой».
Тут я ему: «Но и это еще не все».
А он мне: «А что? Чем еще?»
Тут я тотально включаю голос моей темной владычицы и ему такая: «Чет изменился. Стал больше».