— Я подожду здесь, — говорит он. — Не торопись.
Анна-Карин смотрит на него с благодарностью и отпирает дверь. К счастью, дверной проем достаточно широк, чтобы через него могла проехать инвалидная коляска.
Они заходят в пустую прихожую. Проходят в кухню. Жилые комнаты, гостиная, которую перестали использовать после смерти бабушки.
Все недостатки обнажены и бросаются в глаза. Отклеившиеся обои, старая краска на плинтусах, желто-коричневые пятна табачного дыма на потолке.
Почему-то без мебели комнаты кажутся меньше. Странно, разве не должно быть наоборот?
Здесь жила их семья. А теперь это просто комнаты.
«Вот она — разница, — думает Анна-Карин. — Раньше это был дом. А теперь просто стены».
Дедушка все время молчит, но когда они выходят из дома, оборачивается и гладит руку Анны-Карин.
Николаус помогает им спуститься с крыльца. Анна-Карин боится: вдруг они сделают что-нибудь не так, нечаянно уронят коляску, и дедушка упадет, ударится. Ей страшно даже думать о том, как отреагирует мама, если что-нибудь случится. Мама понятия не имеет, что они здесь. И что у Анны-Карин до сих пор есть ключ от их старого дома.
Теперь Анна-Карин везет коляску к домику деда. На том месте, где раньше стоял коровник, идет строительство. Папа Яри, купив их хутор, решил, что будет разводить здесь свиней. Анна-Карин ловит дедушкин взгляд.
— Все стало по-другому, — говорит дедушка.
— Да, — отвечает Анна-Карин. — По-другому.
В домике дедушки больше не пахнет кофе. Ввозя коляску в пустую кухню, Анна-Карин думает, правильно ли она сделала, приехав с дедушкой сюда. В его бывшей кухне, маленькой спальне, старой ванной пусто и заброшенно. Анна-Карин встревоженно смотрит на дедушку. Вид у него задумчивый. Она ставит коляску у окна, где дедушка обычно любил сидеть. Присаживается на корточки рядом и тоже смотрит в окно. На их с мамой дом. На луга, где больше не пасутся коровы.
Июньские сумерки опускаются на вершины сосен.
«Как здесь красиво», — думает Анна-Карин.
Она понимает, почему давным-давно, когда Энгельсфорс застраивался и расширялся, дед с бабушкой выбрали именно этот хутор, именно в этом месте.
— Анна-Карин, — говорит дедушка.
Она видит его ясный взгляд.
— Стаффан, твой отец, не был злым человеком, — продолжает дедушка. — Он был труслив, но плохим не был.
От неожиданности Анна-Карин немеет. Потом через силу произносит:
— Почему же тогда он от нас ушел?
— Не знаю. Это их дело, твоей мамы и его. Но он любил тебя, Анна-Карин. По-своему, но любил.
— Значит, мало любил, — бубнит она, чувствуя на щеках горячие слезы.
Дедушка протягивает руку и вытирает их.
— Плохо, конечно, что он вот так — взял и исчез. Но я думаю, он изначально был таким. Не умел любить по-настоящему. Твою мать всегда тянуло к парням, которые ничего не могли ей дать взамен. Но та любовь, что в Стаффане была, — она была для тебя. То малое, что он мог дать, он отдавал тебе. Я не говорю, что этого достаточно, но мне хочется, чтобы ты это знала.
Анна-Карин берет дедушкину руку, его кожа стала мягкой и как будто истончилась.
— Всю свою жизнь я работал, — продолжает дедушка. — Работал, ел и спал. Только это и делал. Но в последнее время я много думал. Я предал тебя, Анна-Карин.
Она мотает головой.
— Не говори так, дедушка…
— Я стар и могу говорить, что хочу, — перебивает он. — И я говорю, что совершил ошибку. Я закрывал глаза на то, как плохо тебе было. Когда тебя травили в школе, твоя мать говорила мне: не лезь! Мол, ее когда-то тоже травили, и ничего, выжила. Она говорила, что будет только хуже, если мы вмешаемся. Но мне все равно следовало это сделать.
Он сжимает руку Анны-Карин, и она чувствует, что к деду возвратилась часть его прежней силы. Эта сила видна и в его взгляде, когда он смотрит на нее.
— Ты сможешь простить меня, Анна-Карин?
— Это я должна просить прощения. Пожар случился по моей вине.
— Отвечай на мой вопрос, — перебивает дедушка. — Иначе мне не найти покоя.
Анна-Карин громко шмыгает носом и кивает.
— Ты просто пыталась вернуть обратно то, что у тебя всю жизнь отнимали, — продолжает дед. — Ты зашла слишком далеко, но тут есть и моя вина. Я должен был поговорить с тобой откровенно. Рассказать, что ты должна беречь свой дар, а не разбазаривать его.
Анна-Карин уже даже не удивляется.
— Ты все это время знал, да? — спрашивает она.
— Я знал только то, на что у меня хватило ума, — отвечает дедушка. — А теперь поехали на свежий воздух.
Они выезжают во двор и идут мимо сидящего в машине Николауса.
Анна-Карин везет дедушку по щебневой дороге между полями. Он снова проваливается в туман и продолжает говорить, мешая шведские и финские слова.
Он называет ее то Гердой, то Мией, то Анной-Карин. Рассказывает о семействе лис, живших в норе у кромки леса. Предостерегает от лживых пророчеств. Вспоминает о норвежских беженцах, которым помогали бывшие владельцы хутора во время Второй мировой войны. Описывает вечера, когда, сидя в кухне, он допоздна играл в карты с родителями Анны-Карин, а бабушка Герда пекла тонкие лепешки и подпевала старым граммофонным пластинкам. Анна-Карин думает, что, наверно, именно эти песни мама пела тогда, осенью.
Наконец дедушка замолкает. Анна-Карин разворачивается и везет коляску обратно к машине.
Дедушка должен опять вернуться в дом престарелых «Солнечный склон».
Это временно, говорит мама. Пока она и Анна-Карин обживаются в их новой съемной квартире в центре города.
Но Анна-Карин знает правду. В квартире есть комната, где мог бы жить дедушка, но мама не перевезла туда его вещи. Она решила оставить дедушку в «Солнечном склоне».
59
Полная луна висит как белая тень на светлом предутреннем небе. Мину идет вдоль ручья.
Ее ступни и голые икры намокают в мокрой от дождя траве.
Два черных перышка плывут по воде. В следующее мгновение она чувствует запах дыма.
Мину.
Она поднимает взгляд. На другой стороне ручья стоит Ребекка. Она так похожа на настоящую Ребекку, что больно смотреть.
К ее лицу возвратился цвет. Глаза живые.
— Я знаю, ты не Ребекка. Почему ты не можешь показаться мне в своем настоящем виде? — спрашивает Мину.
Ты знаешь, кто я?
— Ты говорила с нами через Иду. Ты снишься нам. Ты ведьма, ты жила в семнадцатом веке.
Ребекка не отвечает. Мину вдруг начинает сомневаться, спит она или видит все, это наяву.