Самовар - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Веллер cтр.№ 36

– Кто сегодня хочет сладкого, мм-м?… – мурлычет она. Закладывает руки за голову, чтоб подтянулась талия на прогнутом стане, выпуклее выдались груди и зад, и делает шаги по палате, нежась и млея под нашими безумными взглядами.

– Не слышу-у, – капризно поет она, оттопыривая губку.

– Машенька, какая у тебя красивая большая круглая попочка, – задыхаясь, говорит Чех.

– Какие у тебя большие круглые красивые сиси,

– сглатывает Каведе.

– Какие у тебя округлые литые красивые ляжки,

– выдавливаю я.

– Какой у тебя литой нежный красивый животик…

– Какие у тебя полные гладкие стройные красивые ноги!

– Какие у тебя пушистые вороные красивые волосы между ними…

Она жмурится, медленно поворачиваясь из стороны в сторону:

– А еще? М-м?…

– Ой, Машенька… какая у тебя смуглая, горячая, узкая, красивая пизда…

– Ва-ам нравится, ма-альчики?

– До безумия…

– Правда?

– Ой, Машенька, покажи скорее…

– А вы будете себя хорошо вести?

– Да!!

– А вы мне сначала покажете?

– Да!!

– Ну, кто мне покажет первый?

– Я!

Маша выбирает тягучим дразнящим взглядом. Одеяла стоят шалашами. Она подсаживается к Чеху и тихонько трогает возвышение:

– А что это там у тебя такое?

– Это для тебя…

Она откидывает одеяло и задирает ему рубашку. У Чеха стоит, как деревянный.

– У и какой, – толкает пальчиком. – Это что?

– Это мой член, – с улыбкой блаженного бесстыдства говорит Чех.

– Не-ет, – возражает Маша капризно, – это не член.

И трогает Мустафу:

– А у тебя что там такое, мм?

– Это мой… фаллос…

Стягивается одеяло. Его обнаженный торчит и вздрагивает в возбуждении.

– Не-ет, это не фаллос.

Обход продолжается. Мы дышим ртами. В горле пересохло.

– Что это у тебя такое? А вот я сейчас проверю.

– Это мой пенис.

Маша сдергивает покров, берет твердую плоть двумя пальцами и покачивает:

– Неправда, это не пенис!

Переносит зад на соседнюю кровать. Стоячий извлекает наружу и бережно сжимает в руке. Она крупная рослая женщина, но руки у нее небольшие. На запястье серебряный браслет, на среднем пальце тонкое золотое колечко с красным камушком, и этой красивой женской рукой, которую украшения делают как бы одетой, приличной для воспитанного общества, она сжимает твердый, большой, смугловатый, и торчащий из мягкого с ямочками кулачка закругленный конец с раскрывшимся темно-розовым бутоном делается еще толще.

– А это у тебя что стоит такое?

– Ой, Машенька… это мой большой твердый красивый ХУЙ!

– Бесстыжий мальчик, – воркует она, не сводя глаз. – А зачем это у тебя такой большой красивый хуй? Ах, гадкий, как он на меня уставился. Надо его за это наказать.

Она наклоняется и берет свои массивные груди руками:

– Сейчас я его отшлепаю, чтобы он вел себя хорошо.

И грудями шлепает по нему слева и справа:

– Вот тебе. Вот тебе!

– Машенька, и мне!…

– Нет, мои сиси устанут, они очень нежные. Сначала они должны сделать зарядку.

Выпрямившись в стойку с руками на поясе, она делает повороты торсом, груди перекатываются, мотаясь из стороны в сторону. Прыжки на носочках: ее восхитительные шары скачут упруго и весомо вверх-вниз.

– А теперь наклоны, – чуть запыхавшись от спортивности и самовозбуждения, Маша наклоняется, ее буферища отклоняются книзу, и теперь они совсем здоровенные… у нас уже плывет в глазах… Она размеренно нагибается, и совершенные баллоны берут раскачку вперед-назад, сладкий вожделеющий сон, а потом болтает ими влево-вправо, они мягко сталкиваются, складывая нежную ложбинку, два живых мяча, две сферы душистой желанной плоти с коричневыми кругами крупных стоячих сосков.

– Вдох-выдох!… – командует себе Маша и, раздвинув ноги на ширину плеч, потягивается на носочках, прогнувшись назад.

И между налитых бедер, в ровной и густой черной поросли, становятся видны темные нежноморщинис-тые губы и топорщится вылезший стоячком там, где они начинают раздваиваться.

– Ой, Машенька… а что это там у тебя такое?…

– Это? А ну-ка, что это у меня такое?

– Это твои крупные красивые половые органы.

– А вот и не-ет.

– Это твоя вульва.

– Неправильно, это иностранное слово.

– Это твоя заветная срамная щель.

– Неправда, это лучше. Ну?…

– Это твоя нежная, узкая, упругая пизда молодой спелой дамы.

– Ах безобра-азник… разве можно говорить такие слова?… Вот за это я тебя ею накажу.

– Накажи!

– Машенька, накажи ею меня!

Нас трясет. Нет сил терпеть. Чертова нимфоманка. Сводит с ума. Всунуть, познать все и умереть сытым счастьем. Цирцея была брюнетка. Танталу не давали.

Отдать за это жизнь.

– У, какие у меня семь пароходов с трубами, целая флотилия. Сейчас мы поплывем… в большое плаванье. А ну-ка, как у нас кораблики раскачиваются на волнах?

Лежа на спине, мы раскачиваемся с боку на бок, и подскакиваем на пружинных сетках, маша своими трубами.

– А у кого у нас самый беленький… самый тверденький… с самым розовым кончиком… – Машино придыхание снижается до полушепота, ее жадный взгляд обладает всеми семерыми.

Чех блондин, почти альбинос, выбор сделан. Машенька, только раздвинь ножки, чтобы нам тоже было видно.

Она отгибает рычаг Чеха к самому животу и отпускает – он с силой шлепает в ее подставленную ладонь. Рука сжимается раз, еще, и медленно сдвигается к основанию, стягивая кожицу и обнажая взбухшую головку с прозрачной дрожащей капелькой.

– А зачем это тебе такой большой, такой твердый, такой горячий, мм-мм? – мурлычет она, и пальчиком тихо-тихо размазывает капельку по головке, щекоча самую нежную часть.

– Чтобы показывать его такой красивой девочке, как ты, – еле лепечет он.

– А еще?

– Чтобы давать тебе подержать его в руке.

– А мм-еще? – Она легонько катает пальцами его яйца.