Старая сказка - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Форсайт cтр.№ 41

Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция — май 1660 года

Король остановился в замке Шато де Казенев весной того года, когда мне должно было исполниться десять. Он со своим двором неспешно направлялся в Испанию, где Людовику предстояло сочетаться браком с испанской инфантой, своей двоюродной сестрой во втором ряду родословной. Инфанта, Мария-Терезия, приходилась ему двоюродной сестрой и по материнской, и по отцовской линии: отец Людовика, Людовик XIII, был дядей Марии-Терезии, а ее отец приходился дядей уже самому Людовику.

Двор прибыл в Казенев из-за деда моей матери, Раймона де Викоза, который был двоюродным братом деда короля, Генриха IV, что делало мою мать троюродной кузиной короля. Шато де Казенев был охотничьим замком и любимой резиденцией Генриха IV, и он, став королем Франции, подарил ее своему кузену Раймону, а сам переехал в Париж.

Мальчишками Раймон и Генрих вместе охотились на диких кабанов и волочились за девицами. Став мужчинами, они сражались бок о бок во многих битвах, спасая друг другу жизнь. Оба уцелели в Варфоломеевскую ночь, которая стала следствием женитьбы Генриха на принцессе Марго.

Привязанность Генриха к своему кузену была столь сильной, что однажды, после особенно жестокой битвы, он сорвал с головы позолоченный шлем с высоким белым плюмажем и вручил его Раймону. А белое перо на его гребне с тех пор стало частью фамильного герба Раймона, а после того, как Генрих пожаловал ему Шато де Казенев, он приказал высечь плюмаж в камне над главными воротами.

Замок Шато де Казенев лежит примерно в двадцати пяти милях к югу от Бордо, на пути паломников из Сантьяго-де-Компостела в Везле. [83] Это был самый удобный путь для королевского двора в Испанию, где Его Величество должен был встретиться с инфантой.

Интересно, что подумал король, впервые увидев замок. Шато де Казенев ничуть не походил на изящные симметричные дворцы Парижа, поскольку строили его не для красоты, а для обороны. У него было тринадцать наружных стен разной высоты, стыкующихся под разными же углами, и две островерхие башенки, смотрящие в ущелье, по которому текла река Сирон. За крепостными стенами располагался заглубленный двор, в котором моя мать и разбила свой сад, защищенный от всех ветров высокими стенами. Любимое место матери во всем замке, он благоухал розмарином, лимонной мятой и чабрецом. Вдоль стен были рядами высажены фруктовые деревья, и пчелы с жужжанием вились над собачьей петрушкой, посеянной вдоль бордюров.

Он стал нашим детским раем на земле. У меня была собственная гнедая кобыла, которую звали Гарнет, и черно-белая пятнистая гончая по кличке Цезарь, спавшая в ногах моей кровати. Ну и, разумеется, у меня была Нанетта, которая нянчила меня, бранила и тайком приносила миску с теплым молоком и накрошенным в нее хлебом, посыпанным сахаром, когда меня в наказание отправляли в свою комнату без ужина.

Каждый день меня ждало новое приключение. Я обожала галопом носиться по парку, закрыв глаза и раскинув руки в стороны, когда в ушах у меня набатом гремел топот копыт моей кобылы. А еще у меня была маленькая лодочка, чтобы кататься по мельничному пруду. (Брать лодку на реку мне не разрешалось. «Это опасно», — говорила мама.) Но иногда мне позволяли пересечь пороги вместе с крестьянами на gabares, [84] когда они отвозили бочки с вином в порт Серонс. Во время сбора урожая мы с моей сестрой Мари возвращались домой на самом верху воза с сеном, вплетая в волосы полевые маки и распевая во все горло. Зимой мы отправлялись за добычей для нашего стола и останавливались в чаще леса, чтобы поджарить каштаны на огне. Я до сих помню, как они согревали наши озябшие руки.

А еще я очень любила пробираться по потайному ходу к реке Сирон и исследовать пещеры в известняковых скалах. По преданию им пользовалась и сама королева Марго, чтобы встречаться в одной из пещер со своими любовниками в те времена, когда супруг держал ее пленницей в замке. А однажды, когда Генрих обвинил ее в измене, она ответила: «Разве любить — это преступление? И можно ли наказывать меня за это? На вкус и цвет товарища нет. Красота открывается тем, кто умеет видеть, а тюрьма никогда не станет прибежищем красоты». Для пущего эффекта она приказала высечь эти слова в гостиной на каминной полке. Мне очень нравилась королева Марго.

По вечерам мать читала нам отрывок одной из своих многочисленных книг, а мы с сестрой, как завороженные, прижимались к ней в волшебном золотистом круге света лампы. По стенам плясали тени, превращаясь в храбрых рыцарей, прекрасных девиц, которым грозила опасность, и заколдованных зверей. Когда я не могла заснуть, мечтая о необычайных приключениях, то в одной ночной рубашке пробиралась тайком в библиотеку со свечой в руке, которую зажигала от углей в камине. Я сворачивалась клубочком на диване у окна, плотно задернув старые шторы, чтобы меня не было видно, и, низко склонившись над страницей и с трудом разбирая буквы в неверном тусклом свете, читала дальше с того места, на котором остановилась мать.

Она читала нам старинные поэмы о нимфах и золотых дождях, о забытых битвах и богах, превращавшихся в лебедей, о героях, что сражались с одноглазыми циклопами, и гигантах, которые плавали по морям в поисках любви и мудрости. Я обожала их все. Но самой любимой книгой, которую я чаще всего снимала с полки и которая неизменно приводила меня в восторг, был тяжелый иллюстрированный том «Амадис Гальский». [85] А моей любимой сценой из этой книги, которую я снова и снова перечитывала в крохотном кружке света, отбрасываемого свечой, была та, когда в лесу, на поляне, Амадис наконец-то возлег со своей единственной возлюбленной, принцессой Орианой. И там, «…на плаще, расстеленном поверх зеленой травы, благодаря, скорее, тихой кротости Орианы, нежели отчаянной смелости Амадиса, самая красивая девственница мира стала женщиной».

Я читала до тех пор, пока свеча моя не оплывала, превращаясь в лужицу воска, и тогда мне приходилось на цыпочках возвращаться в постель по темным коридорам и лестницам замка. Глаза у меня слипались, я зевала, а в голове крутились и сталкивались мечты и видения. Если я попадалась на том, что не сплю, а брожу по замку, то Нанетта бранила меня, грозя выпороть, а потом заботливо укладывала в постель, подложив под ноги горячий кирпич, завернутый во фланель. «Непослушная девчонка. А ну, как узнает ваша матушка? Марш в постель!»