— Ни хрена себе! — выдыхает Газман. Решаю признать это выражение восторга вполне допустимым. На сей раз ради исключения.
— Будьте любезны, нельзя ли и меня посвятить в то, что там происходит? — сердится Игги.
— Ангел только что заставила акулу помахать нам плавником, — все еще задыхаясь, объясняет ему Надж.
— А… ка…?
Еще три акулы выплывают к Ангелу на мелководье. И все четыре разом встают на хвост и трясут плавниками.
Ангел веселится:
— Что, здорово? Поверили мне теперь?
Тотал скачет у моих ног, взрывая песок маленькими коготками:
— Ништяк! Клево! Пусть еще разок подпрыгнут.
Колени у меня ватные. Мне бы сесть.
— Очень даже интересно, моя девочка, — говорю я заплетающимся языком. Но стараясь казаться спокойной. — Только лучше попроси их теперь уплыть поскорее.
Ангел наклоняется, что-то говорит акулам, и они медленно разворачиваются мордами в океан.
— Ты гений, — говорит Тотал Ангелу. Она выходит из воды, он лижет ее коленку и тут же плюется:
— Фу, соленое.
— Значит, Ангел может разговаривать с рыбами, — подытоживает Игги. — Только скажите мне, какой в этом прок?
106
Пора двигаться дальше. Скоро уже стемнеет, а нам еще надо найти пристанище на ночлег. Большинство моих сверстников суетятся по поводу очередной контрольной по математике или из-за того, что папаша с мамашей не дают им вволю потрепаться по телефону. У меня другие заботы: пропитание да крыша над головой. Должен же кто-то обеспечивать стае маленькие радости жизни.
Летим над северной Флоридой. Вдоль всего побережья миллион мерцающих огоньков домов, магазинов, машин, движущихся по дорогам, как по венам красные кровяные тельца.
Но прямо под нами огромная неосвещенная территория. Общее золотое правило: где нет огней — нет людей. А значит, и опасности меньше. Переглядываюсь с Клыком — мы с полувзгляда понимаем друг друга, и я иду на снижение.
В результате недолгих изысканий обнаруживаем, что мы в Национальном лесном заповеднике Окала.
[11]
Похоже, место для ночевки подходящее, и в предзакатных сумерках мы осторожно спускаемся в проемы между густыми кронами громадных сосен. Думала, скажу «приземляемся», но на самом деле мы приводняемся.
— Бр-р-р! — я стою по щиколотку в мутной жиже. Вокруг высоченные сосны. Шлепаю по воде — до суши, кажется, всего несколько ярдов.
— Забирайте левее, — кричу подлетающим Надж и Игги.
Оглядываюсь вокруг в быстро опускающейся кромешной темноте. Мне здесь нравится. Взлететь легко, прямо вверх вдоль ровных, как мачты, стволов. И засечь нас здесь вроде бы трудновато.
— Болото, родное болото, — квакнул Газман.
Спустя час мы развели маленький костерок и поджариваем на палочках извлеченную из рюкзаков всякую всячину. А что, вполне нормальный способ приготовления пищи. Если представить себе невероятное, и я когда-нибудь стану нормальным взрослым, заведу нормальных среднестатистических детишек среднестатистическим числом 2,4, я все равно буду по-походному готовить им завтрак на разведенном в садике костре.
Короче, мы устроились на ночлег, и на костре готовится ужин. Клык вытащил из огня мясистый кусок и шлепнул его на пустой мешок, выполняющий у Надж функцию импровизированной тарелки:
— Дать тебе еще кусочек енотика?
Надж не доносит кусок до рта:
— Это не енот. Я знаю, ты в магазин ходил. — Но на всякий случай она пристально разглядывает кусок мяса.
Моя грозная мина Клыка совершенно не останавливает:
— Ты права. Енот вот здесь еще только жарится, а я тебе опоссума подкинул. Вкусно?
Надж поперхнулась и закашлялась.
— Клык, прекрати! — Я хлопаю Надж по спине и нарочито сердито толкаю Клыка в бок. Но он строит из себя святую невинность.
— Надж, он просто дразнится, — хихикает Газман. — Когда я последний раз проверял, «Оскар Майер»
[12]
не производил продуктов из дичи. — И он трясет у Надж под носом пустой упаковкой от сарделек.
Пытаюсь сдержать смех, но вдруг чувствую, как волосы у меня на затылке шевелятся. Озираюсь по сторонам с чувством, что за нами кто-то наблюдает. Я прекрасно вижу в темноте, но костер горит слишком ярко и слепит глаза. Может, мне показалось?
Ангел настороженно выпрямляется рядом со мной и шепчет:
— Здесь кто-то чужой… только не знаю, чужой ли…
107
Сегодня еще ни один ирейзер не сломал нам удовольствия. И если я, дорогой читатель, говорю «сломал», то имею в виду все, что эти гады реально крушат и ломают.
Дважды тихонько прищелкиваю пальцами, и ко мне мгновенно, напряженные и настороженные, оборачиваются все пять голов.
— Здесь кто-то чужой, — повторяет Ангел, приглушив голос.
Клык продолжает переворачивать на огне еду, но по его вытянувшейся в струнку спине мне понятно, что он сосредоточенно обдумывает планы побега.
— А еще ты что-нибудь просекаешь? — допытываюсь я у Ангела вполголоса.
Она серьезно сводит брови, а в ее белокурых волосах играют отблески огня:
— Это не ирейзеры, — склонив голову на бок, она внимательно вглядывается внутрь себя.
— Это… кажись, дети. — Она явно озадачена.
Медленно поднимаюсь на ноги и сантиметр за сантиметром ощупываю глазами темноту. Отодвинувшись подальше от огня, всматриваюсь в лесную чащу. Тут-то я их и заметила. Два маленьких, тоненьких тельца. Заморыши, да и только. Куда им до ирейзеров. К тому же обыкновенные люди. Ничего звериного в них и в помине нет.
— Вы кто? — я сурово повышаю голос. Стою, выпрямившись и расправив плечи, чтобы казаться еще выше и сильнее. Клык поднимается и встает рядом.
Существа прижались друг к другу, а я повторяю:
— Кто вы? Подойдите поближе, чтобы мы могли вас видеть.
Они подползли в освещенный костром круг. Это мальчик и девочка, оба грязные, кости торчат, большущие глаза навыкате. В нашей шестерке все длинные и тощие, особенно по сравнению с обычными людьми. Но кости у нас ни у кого не торчат. А у этих — хоть строение скелета изучай.
Они опасливо смотрят на нас, но, похоже, свет и тепло костра и запах еды совсем их заворожили. Девочка даже облизывается.
Хм-м-м… Как-то не верится, что эти замухрышки могут представлять какую-нибудь опасность. Наклоняюсь, кладу пару сосисок на бумажный мешок перед ними.