Клык толкает меня к лестнице:
— Они вернулись! Давай наверх!
Одним духом взлетаем вверх, но лунный свет льется в пустые окна, и наши тела отбрасывают длинные тени.
Слышу, как внизу хлопает входная дверь.
— Эй, вы, какого хрена! — угрожающе кричит низкий хриплый голос.
Позади нас лестницу сотрясает гулкий топот, какой-то тяжелый предмет со свистом разрезает воздух — похоже, мужик метнул в стенку бейсбольную биту. Подтверждая мою догадку, тут же раздается глухой удар «бах» и слышится шелест осыпающейся штукатурки.
— Ща я те голову оторву! — орет мужик. — Ща ты у меня маму вспоминать будешь!
На верхней площадке ныряю направо. Хорошо помню — там окно, ведущее на спасительную крышу. Но, проскочив несколько комнат, понимаю, что Клыка рядом нет. Торможу с разбегу и замечаю его в другом конце коридора. Махнула ему, но чуть только он бросился ко мне, между нами вырастают два амбала, и оба явно под наркотой.
Один постукивает по ладони бейсбольной битой, а у другого в руке блестит отбитое горлышко бутылки.
— Значит, халявщики, думаете, хазу нашу себе оттяпать.
Они секунду помедлили, и рожи их расползлись омерзительными сальными улыбочками:
— Э, да тут к нам пташка-букашка в гости залетела.
Тот, который держал осколок бутылки, вытаскивает из-за ремня нож. Лезвие сверкает под лучом лунного света.
Клык, куда же ты подевался? Поддай им сейчас, а то поздно будет! Клык, где ты! Но он куда-то запропастился, и я совсем разнервничалась.
— Нам плевать, чья ты девчонка. На ближайшую пару часов ты — наша. — В предвкушении легкой добычи эти мордовороты уже распустили слюни и лыбятся, обнажив черные гнилые зубы.
— Мальчики, что ж вы так Бога гневите — совсем он вас не любит. — Клык вырастает у них за спиной.
Я в полном недоумении. Что? Что он еще такое придумал?
— Че, че ты вякаешь, — поворачиваются к нему эти уроды.
В этот момент Клык расправляет свои огромные крылья. Зажатый под подбородком фонарик отбрасывает резкие тени на его скулы, а в глазах зажигаются отсветы красной лампочки.
Ну и ну! Это не Клык, а прямо настоящий ангел смерти. Вот так придумал!
Его крылья заполнили чуть не всю комнату, до самого потолка. Клык ими слегка дрогнул, и их шорох прозвучал зловещим посвистом.
— Бог не любит плохих людей, — завывает он на низах.
— Что за чертовщина, — огорошенно бормочет один из недоносков. — Глаза выпучены, рот не закрывается — это глюк.
— Не глюк. Я его тоже вижу. У нас обоих глюк.
Тут и я разворачиваю свои крылья. Шутить так шутить.
— Мы к вам с проверочкой наведались. Выходит, вы, братцы, проверочки-то нашей и не выдержали..
— Гр-р-р! — рычит Клык и хлопает крыльями — истинный ангел мщения.
Я чуть не складываюсь пополам от хохота, но, сдержавшись, вторю Клыку:
— Гр-р-р!
— А-А-А! — в один голос вопят парни и быстро-быстро пятятся назад.
К несчастью, они стоят на верхней ступеньке, и отступать им некуда. Шаг назад — и они катятся вниз, цепляясь друг за друга и отчаянно воя.
Победа! Мы с Клыком подпрыгиваем от радости и выскакиваем в окно.
И тут дает о себе знать мой Голос: Рад, очень рад, Максимум, что ты наконец развеселилась. Мир в огне, а ты веселишься!
29
Обеими руками голосую за цивилизацию. Горячий душ творит со мной чудеса. Неохотно выключаю воду и заворачиваюсь в полотенце. Мое личное. Персональное. Свежее и благоухающее. Но, с другой стороны, эта же самая цивилизация накладывает на человека — то есть на меня — всякие дурацкие обязательства. Причесываться по нескольку раз в день. Носки и рубашки каждый день менять. Это безусловный минус — к таким глупостям я не привыкла.
— Макс, — это Игги стучит в дверь ванной. — Можно войти? Мне только зубы почистить.
— Подожди, я еще в полотенце — вытираюсь.
— Ну и что, я же слепой.
— Нет, тебе говорят. Ты что шутишь? А вдруг и не слепой вовсе?
С расческой в руке протираю зеркало, и крик ужаса застревает у меня в горле. Из замутненного паром стекла мое собственное отражение смотрит на меня звериной рожей ирейзера. Опять.
— Не смешно, — ворчит Иг. — И вообще, поторапливайся. Ты не одна. Очередь. К тому же прихорашивайся ты или нет — все равно толку чуть. Тебе не поможет.
Его босые ноги уже шлепают в конце коридора, а я так и не могу перевести дыхание.
Задыхаясь, дрожащими руками провожу по щеке — в зеркале когтистая волосатая лапа гладит волчью морду.
— Что же это со мной происходит, — шепчу я с содроганием.
Макс-ирейзер улыбается мне из зеркала:
— Не такие уж мы с тобой разные. Все на свете связано. Я часть тебя, ты часть меня. Как знать, может мы друг другу помочь можем.
— Ты не часть меня. Я никогда не буду такой, как ты!
— Макс, Макс, — увещевает меня мой двойник, — хочешь — не хочешь, а ты УЖЕ как я.
Отпрыгнув от зеркала, я, как ошпаренная, выскакиваю из ванны и, пока меня никто не увидел, прячусь в своей комнате. Села на кровать. Меня трясет. Снова и снова ощупываю лицо руками, стараясь убедиться, что я — это я.
Вот теперь-то я точно схожу с ума.
30
Короткий стук в дверь заставляет меня подскочить до потолка. Наверное, снова Игги.
— Я уже вышла из ванной, свободно! — кричу ему и на всякий случай отворачиваюсь от двери.
— Кто бы догадался! А я-то думал, что ты в душе, а голос твой в спальне.
— Чего тебе надо?
— Можно войти?
— Нет.
Конечно же, дверь отворяется, и Клык прислоняется к косяку. Он прекрасно видит, что я психую. Видит, что я бледнее простыни, мои дрожащие губы, мои лихорадочно блестящие глаза. Хорошо, что ничего другого он не видит. Автоматически подношу руку к лицу и смотрю себе на руки. Нет, не лапы. И когтей тоже нет.
Одна из его черных бровей вопросительно ползет вверх. Он входит и плотно закрывает за собой дверь.
— Что случилось?
— Не знаю. Со мной снова какая-то чума происходит, — шепчу я ему, как в лихорадке. — Но что именно, я не знаю.
Клык минуту выжидает, смотрит, какая я взъерошенная, мокрая, несчастная. И — как никогда раньше — очень-очень испуганная. А потом садится рядом со мной на кровать и обнимает за плечи:
— Все утрясется, не бойся.
— Ну откуда ты знаешь?
— Потому что я всегда все знаю. Сколько раз можно тебе это повторять.