– Ну, папа, ты даешь. – Иных слов сын не нашел.
На станции «скорой» три бригады купили вскладчину старенький телевизор в комнату отдыха, откуда Звягина и позвали вниз к телефону – сын справился с заданием и теперь звонил из автомата, соблюдая внутрисемейную конспирацию.
– Есть! – закричал он возбужденно.
– Не может быть, – лениво сказал Звягин, скрывая нетерпение. – Сколько?
– Три! Три! Скажи, что это за список?
– Что ж, три из двухсот – неплохой процент попаданий, как ты считаешь? Раскрыты?
– Нет. Глухари…
– Очень хорошо! – сказал Звягин.
– Чего ж тут хорошего?..
– А замки?
– В одной – целые, в двух – замки со следами посторонних предметов.
– Что значит – посторонних предметов? – обеспокоился Звягин.
– В просторечии – следы отмычки, – пояснил Юра.
– Да?.. Ты уверен, это точно?.. – спросил Звягин обескураженно. – Странно… Очень странно.
В автоматной будке на другом краю вечернего города Юра с суеверной нерешительностью задал вопрос:
– Как ты узнал про нераскрытые ограбления, пап?..
– Силою данного мне природой мозга, – туманно ответствовал Звягин. – Читайте «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского.
Однако, вернувшись наверх, продолжил он чтение книги менее знаменитой, хотя также не лишенной некоторых скромных достоинств, – то были «Рассказы следователя» Бодунова и Рысса. Задумчиво перелистав дело о «Черных воронах», он посвистел «Турецкий марш», вдруг улыбнулся и ошарашил фельдшера одним из своих непредсказуемых вопросов:
– Гриша! Что ты знаешь об артиллерийском обстреле? – Лохматый Гриша к подобным вопросам относился с комической серьезностью, пытаясь уловить звягинскую мысль и не уступить в этом состязании остроумий.
– Что снаряд дважды в одну воронку не попадает, – по размышлении отвечал он.
– Гениально! – похвалил Звягин. – В награду вытащи из моего портфеля пачку индийского чаю и завари свежий.
Следующий день, сменившись с дежурства, он начал с действий необычных и труднообъяснимых. Критически осмотрел себя в зеркало и бриться не стал. Порылся в кладовке и приступил к одеванию: спецовка, хранившаяся после ремонта, отслужившие свой век ботинки и старая нейлоновая куртка. В потертый саквояжик покидал гаечные ключи, молоток, плоскогубцы и моток проволоки. Натянул на макушку школьную Юркину кепку и отбыл.
Вернуться домой до прихода жены он не успел. Странная экипировка была оценена ее наметанным глазом, дознание не замедлило последовать, гром грянул.
– Где ты был?
– У Жени испортилось паровое отопление, попросила починить.
– А слесаря она не могла попросить?
– Он болеет. Пока его допросишься…
– А почему ты так одет?
– Что мне, при галстуке с ржавым железом возиться?..
– А зачем кепка?
– Дождь на улице. Ты не находишь, что идти в ватнике под зонтом как-то смешно?
– Леня, почему ты небрит?
– Раздражение на коже появилось. Да что за допрос!
– Что у тебя в портфеле?
– Гаечные ключи! – он погромыхал портфелем. Дочка, выглядывая из кухни, не выдержала, пропела:
– Па-апка, ты похож на взломщика.
– Я пошел спать, – категорически заявил Звягин. – Я после дежурства, граждане.
– Ты сначала ответь правду!
– В сказках, которые ты так любишь, – напомнил он, – полагается героя сначала накормить-напоить, попарить в баньке и уложить спать. А наутро он держит ответ…
– И баба-яга остается в дурах, ты это хотел сказать? – Со всей возможной скоростью Звягин удрал в спальню. Вечером Юра застал семейный совет в разгаре: мать и дочь, по-бабьи подперев руками задумчивые головы, пригорюнились на кухне, решая вопрос: не превратился ли отец и муж из самодеятельного сыщика в того, кто сам преступил черту законов вследствие своих манипуляций, и какая судьба ждет теперь семью. Прогнозы, судя по их лицам, были неутешительные.
За полночь в спальне произошел тихий сеанс пиления супруга.
– Вот тяпнули бы меня вазой по голове, – зевая, отвечал Звягин, – ты бы не так рассуждала.
– Там куча специалистов работает! Тебе бы только всю жизнь в игрушки играть! Не врач, а… не знаю, что.
– Врач – значит, больше ни на что уж и не гожусь? – наигранно обиделся он. – Ну, дай мне поиграть, что тебе, жалко? Ну, не люблю я, когда людей бьют по голове, не люблю. Нам их потом откачивать. А они иногда все равно умирают. Так что можешь считать мою игру продолжением служебной деятельности, если тебе легче будет. Чем меньше битых, тем меньше нам работы.
– На это существует милиция!
– Милиция сильна поддержкой всех честных граждан, – демагогически парировал Звягин.
– Тогда почему ты ходишь с заговорщицким видом, как мальчишка, а не поделишься с Юрой, что ты придумал?
– Если я ошибаюсь – нечего морочить им голову. А если прав – сначала доведу дело до конца. Оцени благородство моей позиции – лавры отдам специалистам, хлопоты оставлю себе.
– От благородства твоей позиции у меня седые волосы появляются, – сказала жена. – И почему ты не пошел в сыщики? – вздохнула она.
– Не, – отверг Звягин. – Меня при моей жестокости характера туда пускать нельзя. Много жертв было бы.
Утром Юра, вставший в шесть часов на утреннюю пробежку, застал отца в кухне. Стол был застелен газетой, и на газете той разложен разобранный дверной замок. Во втором замке Звягин ковырялся какими-то изогнутыми проволочками.
– Не открывается, – пробурчал он себе под нос. – Не открывается, но это еще не факт.
Вытряхнул из замка начинку и стал рассматривать через большую лупу. Увлеченный, он не замечая ничего кругом.
– Что это ты с утра? Замки чинишь? – Юра натянул свитер и присел, завязывая кроссовки.
– А, ты? – оглянулся Звягин. – Вот тебе следы посторонних предметов в замках, – указал пальцем.
– В любом замке поковыряться – останутся следы, – пожал Юра плечами.
– Вот именно. А скажи: если замки разные, то следы тоже будут разные?
– Вероятно… Думаешь, так уж сверхточно можно все определить? Лучше объясни: ты связываешь квартирные кражи с убийством?
– Да, – кивнул Звягин. – Попробуй-ка связать ты?
Юра присел на одной ноге, взял за ножку табурет и так, держа его на вытянутой руке, выпрямился.
– Ты хочешь сказать… Ты хочешь сказать, что он был причастен к этим кражам?..
– В некотором роде.
Юра сел верхом на табурет и по-кавалерийски взмахнул.