– Отпусти! – потребовала я, вырываясь, и чувствуя, что
либо сейчас его стукну, либо заплачу:
– Не хочу. Ты слишком страдаешь. Когда тебя последний
раз кто-нибудь обнимал? Трогал?
У меня из глаза вытекла слеза, и очень было неприятно, что
он ее видит. И знает, что я задерживаю дыхание.
– Тебе нужно это ощущение, Рэйчел, – сказал он еще
тише, с мольбой. – Когда его нет, это тебя медленно убивает.
Я проглотила застрявший в горле ком. Кистен соблазнял меня.
Не настолько я была невинна, чтобы думать, будто он этого делать не будет. Но
руки его на моих плечах были теплыми. И он был прав. Мне нужно было чье-то
прикосновение, я жаждала его, будь оно все проклято! Я почти забыла это
ощущение – когда ты кому-то нужна. Ник его мне вернул, вернул этот радостный
интерес, когда знаешь, что кто-то хочет тебя касаться, хочет, чтобы ты касалась
его – ты, и только ты.
У меня недолгих знакомств больше было, чем у светской дамы
туфель в шкафу. То ли дело в моей работе на ОВ, то ли моя сумасшедшая матушка
кавалеров напрягала, то ли мне просто попадались хмыри, которые при виде рыжей
сразу думали о новой зарубке у себя на древке. Может, я просто сумасшедшая
стерва, требующая доверия, когда сама на него не способна. Мне не нужны были в
очередной раз односторонние отношения, но Ник ушел, а Кистен приятно пахнет. И
с ним у меня боль стихает.
У меня чуть согнулись плечи, и Кистен вздохнул, ощутив, что
я перестала сопротивляться. Закрыв глаза, я уткнулась ему лбом в плечо, а
сложенные руки освободили немножко места между нами. Музыка играла тихо и
медленно. Нет, я не сумасшедшая. Я могу верить. Я верила. Я верила Нику, а он
ушел.
– Ты уйдешь, – выдохнула я. – Все уходят. Получают, что
хотят, и уходят. Или узнают, на что я способна, а потом уходят.
Обнимающие меня руки на миг напряглись и снова расслабились.
– Я никуда не ухожу. Ты меня уже до смерти напугала,
когда свалила Пискари. – Он зарылся носом мне в волосы и вдохнул их аромат. – А
я все равно здесь.
Из моего тела, убаюканного его теплом, его прикосновением,
постепенно уходило напряжение. Кистен чуть покачнулся – и я вместе с ним.
Переступая почти незаметно, он перемещал вес свой и мой, увлекая меня в едва
заметное покачивание под тихую, соблазняющую музыку.
– Мою гордость тебе не ранить, – шептал Кистен,
поглаживая меня по позвоночнику. – Я всю жизнь прожил с теми, кто сильнее меня.
Мне это нравится, я не вижу стыда в том, чтобы быть слабее. Мне никогда не
навести чар, и мне глубоко плевать, что ты умеешь нечто такое, чего не умею я.
От музыки, от нашего «почти-недвижения» где-то во мне стало зарождаться
тепло. Облизав губы, я вытащила руки из пространства между нами и куда более
естественно обняла его за талию. Сердце забилось быстрее, у меня шире открылись
глаза, глядящие в стену, дыхание стало невероятно ровным.
– Кистен…
– Я всегда здесь буду, – тихо сказал он. – Тебе никогда
не насытить мою нужду в тебе, никогда не отпугнуть меня, как бы много ты ни
отдала мне. Хорошего или плохого. Я всегда буду испытывать голод по эмоциям,
всегда и вечно, и я чувствую, когда тебе больно. Я могу обратить эту боль в
радость – если ты мне позволишь.
Я сглотнула слюну, и он остановился, остановив и меня.
Отодвинулся, нежно тронул меня за подбородок и чуть приподнял мне голову, чтобы
заглянуть в глаза. Пульсирующий ритм музыки ласкал мозг, оглушая и успокаивая.
Взгляд у Кистена стал неистов.
– Позволь мне это сделать, – шептал он, опасно и
страстно. Но своими словами он отводил мне решающую роль – я могла сказать
«нет».
Я не хотела говорить «нет».
Мысли проносились быстрее, чем я могла их осознать. Ощущение
от его рук было приятным, глаза его полны страсти. Я хотела того, что он мог
мне дать, того, что он обещал мне.
– Зачем? – шепнула я.
Он чуть раскрыл губы и произнес на одном дыхании:
– Затем, что я хочу. Затем, что ты хочешь, чтобы я это
сделал.
Я не отводила от него глаз. Зрачки его не изменились, не
расширились. Я крепче прижала его к себе, сильнее обхватила руками.
– Кровь пить я не дам, Кистен. Никогда.
Он вдохнул и выдохнул, чуть сильнее сжав руки. С темной
уверенностью в том, что будет дальше, он склонился ко мне.
– Не, – сказал он и поцеловал меня в уголок губ, – все,
– сказал он и поцеловал в угол рта с другой стороны, – сразу, – договорил он,
целуя меня так нежно, что мне захотелось еще и еще. – Любовь моя.
Искра желания пронзила меня до сердцевины, глаза закрылись.
Боже, спаси меня от меня самой!
– Я ничего не обещаю, – прошептала я.
– Я не прошу обещаний, – ответил он. – Что теперь?
– Не знаю.
Мои руки пошли от его талии ниже. Мы снова покачивались под
музыку. Я чувствовала, что живу, и пока мы вот так почти-танцевали, начал
разгораться мой демонский шрам.
– Можно мне? – спросил Кистен, придвигаясь так близко,
что наши тела соприкоснулись. Я знала, что он просит разрешения играть с моим
шрамом, моего сознательного разрешения ему меня зачаровать. Он просил
разрешения, и это давало мне ощущение безопасности – почти наверняка ложное,
насколько я знала.
– Нет… да… не знаю. – Как мучительно… Ощущение его тела
вплотную к моему, его рук у меня на талии, с новой настойчивостью… – Не знаю…
– Тогда не буду.
А что же он будет?
Выдохнув, он провел руками по моим рукам от плеч и ниже,
переплел свои пальцы с моими. Очень ласково потянул мои руки к себе на
поясницу, держа их, пока мы качались в такт медленной, соблазнительной музыке.
Дрожь началась во мне изнутри, запах кожаной одежды стал
гуще, теплее. От его касания струйка ласкового тепла защекотала мне пальцы, я
ткнуласьлицом ему между плечом и шеей. Мне хотелось ткнуться туда губами,
узнать, что он чувствует, знать, каков он на вкус, если бы я решилась это
узнать. Но я сдержалась, коснувшись его только дыханием, боясь того, что он
может сделать, если это будут мои губы.
Чувствуя, как колотится сердце, я сдвинула его руки к себе
на талию и оставила их там, а они двигались, прижимали, массировали. Я подняла
руки, переплела пальцы у него на затылке. И вспомнила, как была с ним влифте,
когда думала, что Писка-ри скоро меня убьет. Это было уже слишком – вспоминать,
как мой демонский шрам жил, пылая огнем.
– Прошу тебя, – шепнула я, касаясь губами его шеи, и он
задрожал. Разорванная мочка была от меня в паре дюймов, она искушала. – Я хочу,
чтобы ты это сделал. – Подняв взгляд, я посмотрела ему в глаза, увидела
сужающуюся полоску синего, но не испугалась. – Я тебе верю. Ноя не верю твоим инстинктам.
В его глазах мелькнуло глубокое понимание – и облегчение.
Руки его опустились ниже, лаская и гладя, дошли до ног, пошли обратно, не
останавливаясь, ни на секунду не останавливаясь, пока мы качались под музыку.