Пальцы Егора мелко дрожали.
– Что ты сделал?
– Напугал его. Ну-ка, в сторону, живо!
Из пасти открытого шлюза выметнуло едкое облако мельчайших капелек. Корни растений, попавшие в быстро тающее облачко, мгновенно почернели и рассыпались в прах.
Обе шлюзовые мембраны начали закрываться, но Егор не дал им завершить движение. На этот раз он действовал наверняка: железы на его ладонях отправили внутрь корабля плевок из остро пахнущей субстанции.
– Все, он наш, – выждав пару минут, произнес Егор. – Входим.
– Чем ты его напугал?
– Запахом. На планете, откуда родом хонди, обитает очень большой и опасный хищник. Я синтезировал его запах.
– И корабль попытался защититься?
– Угу, – коротко ответил Егор. Этой уловке он научился у пленного хонди, давно, когда допрашивал его на борту захваченного крейсера. Любое воспоминание той поры причиняло боль.
Он шагнул в тесный переходной тамбур, словно в сумерки собственной души.
Нерв жадно ловил запахи, определяя состояние корабля.
Полный отстой. Живое подобие войскового транспорта. Нейросеть деградировала.
Изнутри корабль выглядел совершенно диким. Повсюду лишь ребра жесткости да пульсирующая плоть между ними. Некоторые коридоры заросли. Порадовало лишь наличие биореструктивной камеры, рассчитанной под транспортировку и обслуживание фаттаха. В случае необходимости истребитель можно вырастить, благо кибермодули Бестужева хранили генетический образец хондийского истребителя и инструкции для работы с инкубатором.
– Здесь будем жить? – андроид осмотрелся.
– Тебе что-то не нравится?
– Слишком большая влажность. Интересно, а мне он не может нарастить плоть?
– Не юродствуй. Хотя, – Егор на миг задумался, – хитиновые кожухи изготовить не сложно.
– Нет уж, – проворчал андроид. – Лучше найдем какую-нибудь одежду. Чем помочь?
– Тут ты бессилен. Пока займись отладкой сервосистем и восстановлением сканеров. Заметил армейский вездеход у подножия склона?
– Да. Мне его отремонтировать?
– Вряд ли это возможно. Покопайся в электронной начинке. Может, подберешь для себя какие-то запасные части.
– Понял. А ты?
– Поработаю тут. Иди.
– А я не могу остаться? Понаблюдать?
– Нет, – отрезал Бестужев. – Процесс очень личный. Мне будет не по себе.
– Это опасно?
– Нет. Скорее – отвратительно.
* * *
Оставшись один, Егор разделся донага и прилег на мягкий бугристый пол отсека.
«Уже не раб хондийских инстинктов, как было в самом начале, сразу после имплантации нерва, но и не человек, в силу изменившейся психологии. Я чудовище, созданное по необходимости, ради выживания многих, но теперь уже ненужное, вот только вовремя не уничтоженное», – подобные мысли смертельно ранили, а порой доводили до исступленного отчаяния.
Корабль медленно просыпался. Он ловил сложные, повелевающие запахи, источаемые Бестужевым, реагировал на них, но и настроение Егора не ускользало от внимания очнувшейся управляющей нейросистемы. Стена отсека перекатывалась мускулами, постепенно меняя конфигурацию, – из нее как будто выдавливало посты управления, похожие на грибовидные наросты. На одном из них сквозь мельчайшие поры вдруг начали проступать капельки маслянистой жидкости. Наркотик, несущий успокоение.
Нет. Не нужно. Не сейчас!
Корабль повиновался медленно и неохотно.
Маслянистые капли постепенно изменили цвет и запах. Питательная смесь, поддерживающая силы. Егора бил бесконтрольный озноб. Его шея напряглась, голова неестественно вывернулась, глаза закрылись, язык потянулся, слизнул несколько капель.
Нерв пылал желаниями. Он жаждал слиться с кораблем, войти в прямой контакт с его нейросетью, стать частью целого, раствориться в трансформациях плоти.
Нет! Рано!
Сознание резко прояснилось. Действие хондийских метаболических препаратов наступает мгновенно. Теперь организм Егора освободился от тяжкой необходимости вырабатывать не свойственные для человека химические соединения.
Через минуту он открыл глаза, сел, тяжело дыша.
Очертания отсека полностью изменились. С трудом встав на ноги, Бестужев подошел к одному из только что сформированных терминалов, плотно прижал ладони к его поверхности.
Острое покалывание несло два взаимоуничтожающих чувства. Он ощутил ликование и отвращение. Крохотные усики, обрамляющие железы, вошли в прямое соединение с нервными окончаниями, усеивающими поверхность поста управления.
Рассудок взорвался. Эмоции, ощущения, желания – все изменилось радикально.
…Он падал.
Шар планеты, укутанный грибовидными выбросами, стремительно рос, занимая все поле зрения. Пылающими болидами мимо промелькнул рой сгорающих в атмосфере обломков.
Лютый холод космического пространства. Пробоины в корпусе. Мутный шлейф декомпрессионных выбросов. Боль. Пожирающая боль – она заставляла бороться, искать спасения, маневрировать, отращивать сопла струйных движителей, накапливать газообразную смесь в специальных емкостях с единственной целью – изменить угол вхождения в атмосферу.
Он падал.
Бездна космического пространства осталась где-то вверху, ее ледяное дыхание больше не ощущалось, зато он почувствовал нарастающий жар – молекулы воздуха соударялись с обшивкой, раскаляя ее.
Еще немного.
Выдох сквозь дюзы. Импульс слаб, но он – спасение. Жар становился все сильнее, вокруг клубилась смешанная с пеплом белесая муть, океаны планеты испарились под ударами плазмы, внизу бушевали новорожденные циклоны, горячий проливной дождь хлестал по оплавленным скалам и тут же испарялся, превращаясь в пар.
Корабль, созданный на основе генетического материала, взятого от десятка различных насекомоподобных существ, умел многое. Он аккумулировал и использовал инстинкты выживания, отшлифованные миллионами лет эволюции. Неуправляемое падение постепенно прекратилось, он отрастил жесткие крылья и теперь боролся с ураганным ветром.
Опаленная плазмой поверхность планеты приближалась. Облака клубились в нескольких метрах над землей. Несмотря на все усилия, посадка вышла жесткой – носовые сегменты брони вырвало при ударе, и они канули во мглу, оставив новые кровоточащие раны.
В сознании Егора мелькали обрывки прошлого.
Он читал память корабля, испытывал пережитые им ощущения.
Скалы дрожали, принимая все новые и новые удары, он же, обессиленный, едва живой, медленно сполз по скату огромной воронки, прилег на дне. Горячий дождь омывал истерзанный корпус. Системы регенерации расходовали последние жизненные силы, чтобы хоть как-то залатать пробоины, – инстинктивно он чувствовал: вскоре вода перестанет испаряться и затопит окружающее пространство.