Умножающий печаль - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Вайнер cтр.№ 114

Он поцеловал ее в эти всегда приоткрытые для поцелуя и смеха чувственно-нежные губы, прикрыл ей ладонью глаза, и лицо ее сразу стало строгим и успокоенным.

— Пошли, Кот…

Он встал, раскачиваясь как пьяный, подошел к затих шему бородачу, опустился на колени, положил ему руку на лоб, тихо сказал:

— Прощай, Карабас… Прости, дружище…

Ну что же, Марьяша, жизнь моя прошедшая, горькая моя любовь неутоленная, острое мое, щемящее счастье, — давай попрощаемся.

Последний раз мы с тобой наедине.

Больше нам уже не быть вдвоем — с утра повалит толпа злорадных соболезнователей, лицемерных утешителей, а потом будут официальные государственные похороны — все то и все те, кого ты остро ненавидела.

Кортеж длиной в пол-Москвы, море цветов, реки венков. А пожалеет тебя, может быть, только прислуга в доме — они тебя любили, по темноте своей считали простой русской душой, забубенной пьющей бабой.

Ты переиграла меня, обманула, ушла непобежденной. Простое, нелепое объяснение — да не любила ты меня!

А я тебя любил больше жизни.

Я не вру тебе — нельзя хвастаться слабостями, а это моя слабость.

Как наркотик.

Давным-давно ведь знал — нам лучше расстаться, эмоциональная абстиненция всегда была сильнее, не мог я вырвать тебя из себя.

Любил больше жизни, готов был всегда умереть с тобой в один день.

Но ты мне не верила. И правильно делала.

Потому что умереть я был готов, а поменять свое дело, мое жизненное призвание на жизнь с тобой — ни за что!

И сейчас, когда ты перешагнула порог всех тайн, я признаюсь тебе — лучше пусть будет так, чем если бы ты ушла с Котом.

Прости меня, но никто из нас не волен изменить себя. И подчинить судьбу.

По законам античности Герой бессилен перед Роком.

Секретарша Надя пожалела, она хотела «подготовить» меня к страшной вести — сказала, что ты ранена. Но я сразу знал, что тебя больше нет.

Потому что вместе с тобой умерли остатки моей души. Острая боль, похожая на инфаркт.

Какое-то время я буду болеть, как чахоточник, отхаркивать омертвелые куски души, потом сердечное кровотечение утихнет, на том месте, где была душа, возникнет твердый рубец, похожий на пяточную мозоль.

Тогда я вернусь к своей работе. Я буду дальше держать на плечах свод мира.

Это не я выбрал себе такое странное занятие. Меня сюда поставила судьба. И я буду стоять, дожидаясь, пока подрастет сын Иван Александрович Серебровский, чтобы ему — единственному любимому на земле человечку — переложить на плечи этот невыносимый груз, это проклятие, всегдашнюю боль и грех, эту великую миссию. Избранничество.

За что?

Зачем?

И согласится ли он взять ее?

Не знаю.

Но я буду стоять. На том месте, где ты оставила меня, мой срезанный цветок, мое улетевшее облачко, моя умершая душа, моя ушедшая весна…

Оттуда, куда ты ушла, взглядом, свободным от пристрастий, зла и суеты, посмотри на меня. Ты увидишь, что я не злодей. Хирург ножом и болью несет исцеление. Уляжется пыль и летящие обломки смутного времени, и люди узнают, и ты увидишь, как много важного, нужного, тягостного и доброго сделал я. И там, в новом воплощении, ты дашь мне то, что я так и не смог получить здесь, — твою любовь.

Это и будет Рай. Я заслужил его своим адом здесь. Ибо сказано навек: вершителям Добра будет Добро, и ни пыль, ни бесславие не покроет их лиц, и будут они жители Рая, в котором пребудут вечно…

До свидания, моя любовь.

До свидания в Раю…

Заходящее солнце раскалило Серегино лицо до индейской красноты. Строго, не отрываясь, смотрел он перед собой на дорогу, шевелил беззвучно сухими губами — с собой разговаривал.

— Марина знала бездну стихов, — почему-то вспомнил он. — Часто со смехом повторяла Белого: «Жизнь, говорил он, стоя средь зеленеющих могилок, — метафизическая связь трансцендентальных предпосылок»…

— А я все хотел тебя спросить или в словаре посмотреть — что это значит? Но так и не удосужился. И сейчас не знаю, что это за метафизика…

— Плюнь, забудь! — посоветовал Серега. — Не нужно это тебе…

— Наверное… Страшное дело — у людей самые разные таланты, а у меня один — здоровье! На кой он мне? Надоело мне все, Серега!

— Пройдет, — пообещал он твердо.

— Знаешь, я последний раз по найму работал лет двенадцать назад. И так я надоел своими фокусами руководству, что когда подал заявление об уходе по собственному желанию, мой начальник Фима Головчинер наложил резолюцию: «С наслаждением!»

— Ты это к чему?

— Не знаю… Иногда мне кажется, что это Фортуна расписалась на моем заявлении…

Серега недовольно покачал головой:

— Не разговор! Сейчас тебе надо собраться… Как никогда!

— Зачем, Серега?

— Пока Сафонов не опомнился. Он сам напуган, поэтому дал слабину и выпустил нас. Это ненадолго… Сегодня-завтра тебя начнет искать вся милиция…

— Для чего?

— Тебя загребут — поводов достаточно — и придушат в камере. Вопрос будет решен радикально, — серьезно сказал Серега.

— И что мне делать? Собравшись, как ты говоришь…

— Сваливать! Осталась узенькая щель — в нее надо проскользнуть. Если удастся…

— Каким образом?

— Мы сейчас приедем в аэропорт, купим билет на первый зарубежный рейс, и ты улетишь по моим документам. С удостоверением Интерпола тебя не станут особенно проверять. Пройдешь…

Серега говорил это обыденно, спокойно-деловитым тоном, как о вещи, хорошо, основательно продуманной. И не допускающей обсуждения.

— Спасибо, Верный Конь! — положил я ему руку на плечо. — Не буду я это делать. Тебя сотрут в прах…

— Бог не выдаст, свинья не съест — не сотрут, зубы изломают!

— Серега, ты отдаешь себе отчет, что будет, когда выяснится — по твоим документам убежал разыскиваемый уголовник?

— Ничего не выяснится. Во-первых, тебя сейчас еще не ищут. Надеюсь! А во-вторых, я завтра официально заявлю, что все мои документы украли. Конечно, не поверят и вышибут из конторы. Так я и сам решил уходить! Резолюция «С наслаждением!» мне гарантирована…

Серега свернул с Ленинградки на указатель «Аэропорт Шереметьево-2».

Громадный биллборд обещал, что все наши проблемы решит корейская компания «Сань». Может быть. Кто их знает. Во всяком случае, ясно, что в моей жизни теперь все ссанье, кроме говна. Эта банда смотрит на меня, как на падаль.