Пропавшие в Бермудии - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Слаповский cтр.№ 69

Поэтому, когда начались волнения на стадионе, они почувствовали себя в своей стихии. Тут же сформировались в отделения и взводы и безоговорочно признали Мануэля лидером. Он ведь был латиноамериканец, а у латиноамериканцев долгое время любимой народной забавой были государственные перевороты, смена одного диктатора другим, организация революции с последующей контрреволюцией. У Мануэля страсть к повстанческим действиям была в крови да плюс боевой опыт и умение четко ставить задачи, по чему соскучились военные. Собрав командиров подразделений, он сказал им:

– Вот что! Они тут разжирели и превратились в свиней! Мы им устроим! Жизнь покажется им адом! Все как миленькие захотят вернуться! А не захотят – им же хуже. Кто не сдается, того уничтожают. Поэтому или зеленый становится синим – или к стенке! Поняли?

– Так точно, полковник! – ответили командиры.

Возле Мануэля, кстати, находился Хорхе в роли начальника штаба, ординарца, телохранителя и задушевного друга. Мануэль, как настоящий военный, не доверял никому, кроме себя, поэтому предпочел иметь одного-единственного приближенного человека, который уж точно не подведет, потому что это в определенном смысле часть самого Мануэля.

Была рядом и Лаура. Мануэль в горячке военных приготовлений на время почти забыл о своем желании убить ее, а если и вспоминал, то легко перебарывал неожиданный приступ кровожадности.

Отряды Мануэля начали рыскать по всему пространству Бермудии. Впрочем, рыскать – неточно сказано, иногда всем вместе достаточно было пожелать: «Хотим туда, где зеленые!» – и они там оказывались.

Вопрос: почему зеленые не убегали?

Ответ: они убегали. Они прятались. Они воображали себя в неприступных крепостях и бункерах. Что же им мешало там отсидеться?

Страх.

Страх, господа дети, подростки и взрослые, страх, главный враг воюющего человека, да и не воюющего тоже, – вот что их подводило. Сидит бедный зеленый, дрожит и думает: они меня не найдут, они не сумеют проникнуть сквозь эти стены!

Но кто-то внутренний ехидно возражает:

– А они их взорвут!

Дрожащий бодрится:

– А я придумал их такими, что взрывы должны отскакивать и поражать нападающих!

А внутренний ехидный посмеивается:

– А они это поймут и вообразят, что отскочившая ударная волна вернется с утроенной силой!

– А у меня упятеренная защита!

– А они удесятерят!

– А я удвадцатерю!

– А они упятидесятерят!

– А я утысячерю!

– А они умиллионят!

– А я умиллиардю!

– А они уквинтиллионят!

– Что ты мелешь! – в истерике вскрикивает дрожащий. – Уквинтиллионят! Такого и слова-то нет!

– Слова нет, а ударная волна есть! – злорадничает хитрый внутренний трус.

И он побеждает: трусливая фантазия предательски показывает дрожащему, как рушатся стены от квинтиллионной ударной волны, – и они рушатся на самом деле. Дрожащий невольно представляет, что сейчас его обнаружат, – и его обнаруживают. Тут же отряд синих хватает его. По приказу Мануэля врага должны были поставить к стенке, но стенки почему-то, как правило, не оказывалось. Вроде бы в чем проблема? Нет стенки – надо ее воображелать! Но у воинов, отвыкших убивать, никак это не получалось, да и жертва, сообразив, в чем загвоздка, изо всех сил сопротивлялась, мысленно отрицая стену со страшной силой, объяснимой желанием жить, – оно ведь сильнее всех желаний. Поэтому пленников доставляли в тюрьму, построенную и поддерживаемую десятью могучими воображелателями девятого уровня.

Мне кажется, господа дети, подростки и взрослые, что у вас ощущение, будто бы я на стороне синих, а о зеленых отзываюсь с неодобрением. Уверяю вас, это не так. Конечно, есть зеленые, радеющие только о себе. Они жили в прежнем мире плохо, были голодными или бедными, униженными и оскорбленными, здешняя жизнь показалась им раем. Но и среди синих есть точно такие же эгоисты, желающие всего лишь избавиться от головной или зубной боли или вернуться к прежней деятельности – не всегда благовидной, между прочим.

Однако и среди тех, и среди других имелись люди, занимавшие зеленую или синюю позицию не из шкурных интересов, а принципиально.

Из чего исходили зеленые, в том числе Ольмек, сопротивляясь возвращению? Ольмек уже говорил об этом в споре с Мьянти, но нелишне повторить: зеленые опасались, что вернувшиеся не удержатся и всем расскажут о райской стране. И тут же со всех сторон света люди в великом множестве поплывут и полетят туда, чтобы оказаться в блаженной Бермудии, где ничего не надо делать, а только желать – и желаемое тут же тебе явится. Мечта! Но мечта опасная: тут будут наслаждаться жизнью на всем готовом, а брошенная остальная земля придет в запустение. Никто не будет производить вещи, а в результате они рано или поздно перестанут появляться здесь. Неважно, заимствуются они или копируются – заимствовать будет нечего и копировать не с чего. Успокоительные слова Мьянти, что люди не так легко снимаются с насиженных мест и повальное паломничество в Бермудию вовсе не обязательно, Ольмека не убедили: он считал, что когда появляется возможность плохое сменить на хорошее, а хорошее на лучшее, люди всегда эту возможность используют – учитывая их склонность считать, что самое лучшее не там, где они живут, а где-то в другом месте.

Короче, каких бы теорий ни придерживались зеленые, стало не до них: надо сопротивляться.

Зеленые в ЦРУ потребовали созвать общее собрание. На нем Ольмек и его сотрудники предъявили Мьянти и его сотрудникам обвинение в развязывании войны.

Последние ответили, что они войну не развязывали, она развязалась сама собой.

Ольмек напомнил, что инициаторы боевых действий – синие.

Мьянти ответил, что Мануэль из новеньких, и если уж новенький так быстро стал синим и даже возглавил отряды, значит, синяя идея правильнее. И не лучше ли зеленым вместо бесполезных дебатов просто примкнуть к синим и закончить все полюбовно?

– Полюбовно прекратить историю Бермудии? Это вы имеете в виду? – спросил Ольмек.

– Она должна закончиться, люди должны вернуться! – ответил Мьянти.

– Но тысячи, сотни тысяч других устремятся сюда!

– Не обязательно. Мы расскажем людям, какие здесь возникают проблемы, и они крепко подумают, прежде чем захотят сюда.

– Люди сначала хотят, а потом думают! – возразил Ольмек.

Спорили три часа и в результате договорились сохранять мир хотя бы на территории ЦРУ и Белого города. Проголосовали единогласно, только где-то в углу смущенно клацнул затвор автомата. Все замерли. Подозреваемый встал и развел руки: дескать, хоть обыщите, ничего нет.