Дальтоник - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Слаповский cтр.№ 61

Super-driver. Ты все время врешь. Ты злой и неоткравеный человек, это правильно, но мне врать не надо. Всем остальным можно и нужно. Они врут — пусть получают в ответ. Жду: придумай акцию. Уроем урода!

Goshа. Я постараюсь.

И в тот же вечер он придумал акцию с самолетиками. Ему ответил на этот раз не Супер-драйвер, а драйвер с ником Morder—modern, он написал, что самолетики не ново, но принимаются. Даже лучше, если будут типовые акции. Пусть знают: появились самолетики — жди, что тебя начнут преследовать. И дал Гоше конкретные задания: сколько сделать этих самолетиков, куда прийти, как запускать. Такие же письма, как понял Гоша, были разосланы и другим кандидатам и членам ПИР: акция пошла на всю катушку. Этот Супер-драйвер оказался гением руководства, давал сам и через драйверов четкие указания, по-прежнему не вполне грамотные, но в них были энергия, воля, ум. Он лично придумал посылать объекту еще и SMS-ки (что вскоре и было сделано: см. ниже). Гошу восхитила эта оперативность, это почти моментальное воплощение фантазии в жизнь, а главное: он почувствовал свою силу и свою значимость. В ПИР не дураки, они понимают, насколько это нужно человеку. Гоше очень хотелось поговорить с Супер-драйвером, но тот на его просьбу огрызнулся: «Отстань, я занят!» А потом помягче: «Потом, слишком много дел. Молодец, ты мне все больше нравишься!»

На автостоянке поздним вечером была облава. Неожиданно приехали три машины, высыпали милиционеры с автоматами. Самир не успел распорядиться, дать команду вести себя спокойно, поэтому двое, испугавшись, полезли через забор, а там тоже были милиционеры, этих двоих тут же взяли, как особо подозрительных. На беду, к Абдулле приехал в гости двоюродный брат со старшим сыном и, нет чтобы сидеть тихо дома, пришел помочь Абдулле ремонтировать машину. Не последними людьми среди нагрянувших гостей были капитан Чугреев и лейтенант Ломяго: распоряжались, указывали, давали пояснения человеку с майорскими погонами, который руководил операцией.

Ломяго подошел к Самиру и сказал:

— Я тебя предупреждал, однояйцевый, а ты не поверил!

— Я поверил, — сказал Самир. — Только ты непонятно сказал. Ты скажи, пожалуйста, чего хочешь?

— Закона и порядка хочу, — ответил Ломяго.

В результате забрали пятерых за отсутствие документов или неправильное их оформление и Расима — неизвестно за что. То есть Ломяго сказал, что опять будут разбираться, каким образом под машиной Расима, которая ремонтировалась, погиб подросток, но это было явно выдуманной причиной.

Самир пытался говорить по-человечески с Чугреевым, с майором, но они были настроены агрессивно. Пришлось опять обратиться к Ломяго:

— Слушайте, вам трудно, что ли? Скажите, какая цель у вас и что вам надо?

И Ломяго охотно объяснил:

— Цель какая? А стереть ваш этот гадючник с лица земли!

— Ясно, — догадался Самир. — Вас армяне перекупили.

— Чего?! — взъярился Ломяго. — Меня перекупить — денег не хватит!

Они уехали.

Самир решил позвонить Тимуру Ахмеджановичу, к помощи которого он и его знакомые прибегали в самых крайних случаях. Есть люди, которые — как золотой запас. Их влияние следует расходовать очень экономно, по пустякам не обращаться. Но сейчас как раз не пустяки, как раз очень крайний случай. Он дозвонился только утром следующего дня, извинился, изложил суть. Тимур Ахмеджанович выслушал и сказал, что узнает, откуда идет инициатива и что можно сделать.

— Ты-то сам что думаешь? — спросил он.

— Не знаю, — сказал Самир. О странном поведении Ломяго говорить не стал. Он не верил, что Ломяго взъелся просто так, принципиально. Явно за этим что-то есть, и, несомненно, Тимур Ахмеджанович все выяснит.

Тем временем явился вдруг представитель налоговой инспекции и почти сразу вслед за ним две женщины из районной санитарно-эпидемиологической службы. И у всех вид неподкупный и какой-то специальный. Такой вид, знал Самир, бывает, когда люди выполняют чью-то волю. Чем подневольней человек, тем независимее и решительнее он выглядит.

Самир твердо понимал одно: понадобится много денег. Поэтому он думал о Геране, размышляя, как выпросить у него взаймы. Надо будет найти подход к нему. Он странный человек, но у самого странного человека есть в душе и в голове какие-то простые вещи, они одинаковые у всех.

Шацкий себе не нравился. Он занимался своими обычными делами, жил своей обычной жизнью, но дурацкая история с Полиной занимала его больше, чем она того стоила. Нет, теперь он не боялся, что Полина будет мстить, заявлять в милицию и так далее. Ему бы забыть о ней, и об этом семействе вообще, о мальчишке, о Карчине, но почему-то не получалось. Он даже мимоходом выполнил обещание насчет поисков Килила: связался с высоким милицейским чином (отец школьного друга) и тот, заботливо поспрошав про жизнь, да как, да что (ревниво сравнивал с сыном, весьма успешным человеком), обещал помочь, и неожиданно быстро след Килила отыскался. Милиционер с Ярославского вокзала, прочтя разыскную сводку, доложил: странный мальчишка лет двенадцати в одиночку собирался уехать на вологодском поезде, пассажиры бдительно об этом сообщили, милиционер схватить пацана не успел, но это точно он, совпадают возраст, описание и главная примета — картавит (об этом пассажиры сказали).

Шацкий не стал сразу же передавать эту новость Карчину, он позвонил Полине и сказал, что имеет сведения о ее брате. Если у Полины есть хоть какие-то родственные чувства, необходимо встретиться, он изложит подробности. Мать и отчим наверняка там с ума сходят.

Ольга действительно уже почти не спала ночами, отпросилась с работы и была постоянно дома, будто боялась пропустить возвращение Килила. Время от времени говорила и Герану, и Гоше, и Полине:

— Надо же что-то делать, нельзя же просто так сидеть!

— Если милиция ничего не делает, что мы можем сделать? — спрашивала Полина.

— Ты молчи вообще, тебе абсолютно все равно! — несправедливо упрекала ее Ольга. И начинала в десятый раз выспрашивать Гошу, не сказал ли ему Килил чего-нибудь такого, что свидетельствовало бы о его намерениях.

— Сколько можно спрашивать, мам? — сочувствуя, упрекал Гоша.

— А тебе уже две минуты с матерью поговорить трудно? Отмахиваетесь от меня, как от мухи! Ты-то тоже чего дома сидишь? — набрасывалась Ольга на Герана. — Ты же на работу собирался!

— Мне вечером. Но могу и сейчас уйти, если мешаю!

Геран понимал ее горе, но промолчать не мог: он все-таки мужчина, а это неправильно, когда женщина при детях кричит на мужчину.

Ольга вполне осознавала, что неправа, несправедлива, что выглядит сварливой и даже злой, но будто нарочно старалась выглядеть еще несправедливей и сварливей. Ей от этого становилось только хуже, а именно этого она и добивалась, ей почему-то казалось, что чем хуже будет ей, тем быстрее вернется Килил. Может, он почувствует на расстоянии, как ей плохо (она верила в такие вещи), и вернется. А еще она верила в перераспределение плохого и хорошего в мире, особенно когда касается близких людей. Зла и добра, считала она, всегда одинаковое количество на земле (а если того и другого становится больше, то потому, что больше становится людей). Хорошего не хватает на всех. Поэтому чем хуже одному из близких, тем лучше другому — и наоборот. То есть люди — как сообщающиеся сосуды, уровень всегда один, но при переливании что-то происходит, плюс меняется на минус, а минус на плюс (вспоминала Ольга уроки физики, потому что такие люди, как она, всю жизнь помнят школу лучшим временем своей жизни). Каким образом это получается, Ольга не понимала. Но точно знала: именно тогда, когда мама тяжело заболела, звала к себе, она была счастлива своей самой счастливой первой любовью. Что же получается, болезнь матери — наказание за любовь дочери? Или наоборот, любовь дочери — награда за болезнь матери? Кстати, когда любовь прошла — мать выздоровела...